Так уж получилось, что досталась мне служебная путевка в ведомственный санаторий на 28 дней. Репутация у санатория была не ахти — старые, давно неремонтированные корпуса, контингент, состоящий в основном из лиц пенсионного, даже далеко запенсионного возраста. Несмотря на насмешки и подколки коллег, все же взял я путевку — усталость от работы, уход девушки, некая неустроенность жизни подкосили мои силы. Море, спокойствие, чтение — это то, что было нужно мне для для восстановления душевного равновесия. Собрав немногочисленный скарб, самой важной частью которого была читалка, я сел в поезд, и спустя полтора дня мерных перестукиваний, периодический прогулок по перронам и неспешных разговоров с соседями оказался в так нужном мне месте — санатории. Мне была выделена скромная комнатка с интерьером из 50-х, где я плюхнулся в постель и заснул, лелея в душе тщетные надежды на целебное для меня скучное долгое неторопливое времяпрепровождение.

     День 1

     Местное население и вправду состояло почти только из дедулек и бабулек, ветеранов службы, непритязательных в силу возраста и материальных причин к удобствам и опциям, коими санаторий богат не был. Выйдя на пляж, я ожидаемо увидел богатый набор из растолстевших тел, круглых животов, варикозных ног, свисающих щек и прочих атрибутов больной старости. Но слово «почти» не зря находится в первой предложении данной главы...

     Я намазывал себя солнцезащитным кремом — лицо, шея, грудь, живот, ноги. Со спиной одному справиться гораздо сложнее.

     — Помочь?

     Я обернулся. Сзади меня стояла тетенька лет 40, вполне себе миловидная.

     — Давай дружить. Ты, конечно, моложе меня, но учитывая окружающих — она обвела кругом руками, рядом сидевшая старушка недовольно при этом чмокнула, — мы с тобой считай ровесники.

     Дружить так дружить, подставил я свою спину под ее мягкие шелковистые ручки. Бабенка оказалась весьма веселой и болтливой. Уже через час я знал о Надежде всë. И то что она замужем, но приехала одна, и что она любит мужа своего, и что ей здесь скучно, и обо всех соседях по корпусу и их странностях. Среди прочего я много узнал о санаторных порядках — столовая, процедуры, расположение всех туалетов, мелкие хитрости, облегчающие жизнь: Надежда знала все, так как уже второй раз отдыхала в этом месте. Через два часа мы уже успели искупаться, а потом я несколько раз продул Наде в подкидного дурака.

     — Муж научил, он у меня кадровый военный, и головастый. Я каждую открытую карту запоминаю, вот тебе еще погоны, — хохотала она. — О, кстати, а что мы тут сидим, айда на верхний бассейн принимать целебную ванну! Потом включат лифт, и там будет полно народу!

     Сказано-сделано. Преодолев долгий подъем по многочисленным лестницам и проскользнув незамеченными мимо медсестры мы оказались у небольшого бассейна для групповых купаний.

     Широкий бассейн, слегка попахивающий какими-то подземными минералами, лежал у наших ног. Сбросив верхнюю одежду, мы было уже залезли в воду, когда Надежда, лихо сверкнув глазами, сказала:

     — Айда голиком!

     — Обязательно голиком? — смутившись, ответил я.

     — Стесняешься?

     — Да не то чтобы... Замужняя женщина, а такие нескромные предложения! — попытался я перейти в контратаку.

     Но офицерской жене всё как с гуся вода.

     — А я тебе не трахаться предлагала, а всего лишь искупаться голышом. Ладно, раз ты такой стеснительный, то поступаешь как знаешь.

     И Надя спрятала руки за спиной, пытаясь расстегнуть лифчик. Я поспешно отвернулся, а затем с показной беспечностью сунул ступню в мутноватую и тепловатую воду. Вода манила к себе.

     Вдруг слева от меня молнией в бассейн метнулась Надежда. Взметнув вокруг себя сноп бешеных брызг, скрывших ее нагое тело, она погрузилась в теплую водичку и счастливо фыркая погребла к другому краю бассейна. Видно было по лицу Надежды, что ей хочется и взвизгнуть, и покричать вволю, и поделиться со мной ощущениями от купания, но нельзя было шуметь — — персонал санатория был бдителен и беспощаден к нарушениям режима. Уже само купание в непредназначенный для него час было сродни поруганию святыни. За купание же голышом следовало повесить. Купание женщины и мужчины в пустом бассейне в неположенное время!? Расстрелять, а потом повесить!

     Не желая дать слабину (перед бабой струсил, видите ли!), заразившись азартом безнаказанности (ой ли?) нарушения санаторных скрижалей с заповедями, напоследок чертыхнувшись, я стянул с себя плавки и вошел в серые воды, нарушая своим телом — как бы это не похабно, не банально, не потерто звучало — безмятежную гладь воды.

     — Хорошо?, — хихикнув, спросила Надежда.

     — Весьма, — пробасил и попытался сделать лицо, как у дореволюционного купца с революционных плакатов. — Но необычно. С детства голым не купался.

     — Ааааа! Разоблачился таки. И что?... поплавок между ног путается? — подколола Надя.

     — Нет, не путается, но чуднО, — серьезно ответствовал я, желая дать понять, что любые подколки, даже если они ниже пояса, неспособны пробить толстую стену моего хладнокровия.

     Душу обуяло чувство покоя, безмятежности, тишины, мира. Теплая водица, водящая хороводы струй вокруг моего тела. Стрекот цикад, монотонно-синхронно отсекающий от времени секунды. Изумрудный росплеск лесов на склонах гор. Пара белых облачных очёсков, невесть как выживших на этом гуашево-синем знойном небе, раскаленном от соседства с кусачим Солнцем. Какие мы там от Солнца? Третьи?

     Шум воды отвлек мое внимание от поэтических мечтаний. Обернувшись, я увидел, что Надежда вылезла из воды, не спеша подошла к скамейке, взяла оттуда полотенце и стала насухо вытирать им свои рыжие, медные волосы. В этот момент я не мог быть замечен и поэтому безбоязненно осмотрел голое тело Надежды и был восхищен. Она так и просилась на пропагандистские плакаты и кинокадры 20—30-ых годов, с их культом здорового тела, непобедимых солдат, неутомимых рабочих, здоровых и крепких телом матерей. Невозможно было представить Надежду молодой, она была зрелой, и зрелость эта ей очень шла. Зрелая — самое подходящее слово. Без тени увядания, несмотря на сорокалетний возраст, разве что обилие родинок, накопившихся за предшествующую жизнь, свидетельствовало о летах. Зрелая... Зрелые круглые тяжелые груди маняще сотрясались, когда Надя вытирала себе голову. Крепкая спина, крепкий стан, внизу впадина-ромб. Немного выпирающий по-бабски округлый живот с небольшим островком растительности в самом низу. Широкий, но не дряблый зад, покрытый капельками воды. Если бы в толковом словаре понадобилось иллюстрировать каждое слово, то Надеждина попа вполне пригодилась бы для описания слова «плоть». Ладно сбитая, упругая, обворожительная плоть.

     — Вылезай, дорогуша. Скоро сюда припрется толпа пенсионеров.

     Широкими стежками я прошил воду, достиг борта и было уже взобрался на него, как с ужасом понял, что выйти из воды не осрамившись нет решительно никакой возможности, вследствие дикой силы эрекции, возникшей от созерцания женской нагой красоты.

     — Ээээ, Надя... А не могла бы ты отвернуться?, — фальшиво и просительно проблеял я, решив пожертвовать своим себялюбием дабы избежать позора. И скромно добавил, — Я стесняюсь.

     Но этот номер не прошел

     — Еще чего! Небось на меня поглазел, когда я обтиралась, — хохотнула бестия. Взрослая баба, а ведет себя как студентка. Хотя ей идет, подумал я.

     — Да ладно выделываться, — сердито и безапелляционно заявил я. — Кинь полотенце хотя бы.

     — Я тебе не служанка, сам бери, раздеваться я тебя не заставляла.

     Попался. Я попробовал напугать, под видом шутки выдав:

     — А ну как стояк у меня?

     — Напугал ежика голой жопой!

     А сама, сучка, во течении этого разговора успела уже одеть купальник. Уселась выжидающе на скамейку. Эрекция-предательница же не притихла, пенис еще больше окаменел.

     Выбора не было. Отдыхающие они же пациенты,...

 

      уже потянулись со своих лежаков. Время бассейна, полезного для суставов, кожи и сердца, да и вообще для всех больных потрохов. Лучше уж показать эрекцию подлой Надежде, чем осрамиться на всю санаторную братию.

     Я оперся на бортик и вылез из бассейна.

     — Ого! И было чего стесняться?

     Я виновато пожал плечами.

     — Итак! — озорно сказала Надежда. — Проведем опись хозяйства. Мы имеем в наличии мошонку с двумя крупными яйцами, оттягивающими твой мешочек вниз. Левое яйцо ниже правого. Бритые. Следишь за собой?

     — Гигиенично, — буркнул я в ответ. Меня еще больше возбудила создавшаяся ситуация.

     — Это хорошо. Над яйцами торчит собственно писюн, достаточно длинный, сантиметров 18. Но, самое главное, как по мне, если желаешь знать, конечно, толстый. Покрыт венами, шикарно. Пульсирует, бедненький. Стол увенчивает большая, ярко-выраженная головка. Открытая. Аж блестит от напряжения. Массируешь по ночам свою булаву?

     Я молчал.

     — Ладно, бедненький, давай помогу тебе. А то твой стояк и плавки прошибет.

     Немного сдуревший от похоти я подошел к Надежде, положил ей левую руку на голову и попытался приблизить свой член к ее улыбающимся губам. Но она мягко отстранила меня.

     — Э, нет. Я ж замужняя женщина, пихать в меня член может только муж. А ну марш к бассейну!

     И повернув меня к водоему лицом она слегка толкнула меня в нужном направлении, шлепнув при этом по заднице. Я подошел к кафельной кромке. Надежда, неслышно подкравшись ко мне сзади, обняла меня и мурлыкнула в ухо:

     — Ммммуррр, ммммолодой горрррячий самммееец! Дай-ка мне свой писюнчик.

     Ее рука крепко сжала мне пенис и начала дрочить его. Надя держала ствол сильно, как бы проверяя его на прочность. Член от этого еще больше наливался кровью, головка еще больше увеличилась, походя уже на пунцовый гриб.

     — Давай, малыш, кончи своей молодой горячей спермой прямо в бассейн. Поделись своей юной энергией с пациентами. Им она не помешает. Кончай, мой мальчик, мой сладенький, — шептала ухо мне Надежда.

     Её вторая рука нырнула под мой ствол. Надежда взвесила мошонку на ладони.

     — Ух, хорошо. Всем хватит. Дай спермочку. Разряди яички, не стесняйся.

     Ладонь сжала мне яйца, основательно, но не до боли, как бы выжимая из них семя. Волны возбуждения проходили сквозь мое тело и хотелось, чтобы этот день никогда не кончался, чтобы вечно моё хозяйство было сжато руками этой ладной основательной красивой женщины.

     Рука отпустила яйца. Надя резко плюнула себе в ладонь и поднесла ее к моему лицу.

     — Плюнь. Только хорошо.

     Не понимая к чему всё это, я, собрав всю имевшуюся в наличии слюну, плюнул смачно в подставленную ладонь. Надежда внезапно перестала дрочить мне. Пальцы сжали кожу на стволе и резко натянули её к животу, полностью обнажая головку. Ладонь с слюной обхватила её и начала интенсивно массировать, распределяя смазку по блестящей красной коже. От неожиданности я вскрикнул, потом застонал. Головке члена, как самой чувствительной его части, нещадно доставалось от мокрых обслюнявленных пальцев Надежды. Всполохи безудержного удовольствия окатывали мое тело, ноги дрожали. Надежда то широко гладила верхнюю поверхность головки, то, сводя меня с ума, проходились по краям.

     — Кончай, мой мальчик, слышишь?

     Я почувствовал приближение оргазма. Вырастая откуда-то из глубины живота вперед, наружу, двинулось некое ноющее ощущение. Неизбежно, потихонечку оно продвигалось на волю. И вдруг я кончил. Из моего члена брызнула белесая жидкость, потом еще, падая в воды, где белыми нитями и сгустками спускалась ко дну. Остатки спермы, даже бОльшая её часть, уже не вырвались наружу, а вытекали из уретры на головку, затем на замершие пальцы Надежды, с них на ствол, со ствола на мошонку и уже с нее капала, растягиваясь, сперма на кафельную плитку бассейна.

     — Вот так мой хороший. Садись на корточки, сейчас я тебя обмою.

     Отмыв моё хозяйство от липкого семени, Надежда кинула мне полотенце и плавки.

     — Хорошо?

     — Очень хорошо было. Спасибо, — признался и поблагодарил я, зашнуровывая плавки. И очень вовремя, так как лифт доставил первую порцию отдыхающих, страждущих лечебного купания.

     Ну а мы с Надей, воспользовавшись суматохой, улизнуть незаметно, чтобы купаться, есть в столовой, играть в карты, есть фрукты, еще раз купаться и загорать. И как будто ничего не изменилось, и не было ничего у бассейна. А на самом деле изменилось — вместе с одеждой у бассейна мы сорвали полиэтиленовую прозрачную воображаемую, но все же вполне фактическую пленку отчуждения между нами, став... Друзьями? Громко сказано. Любовниками? Да нет. В общем, неважно, кем мы там стали, но это состояние мне нравилось, нам было легко, хорошо, впереди было еще много времени. Даже направление на обязательные процедурки, обнаруженное мной на тумбочке в номере, нисколько не омрачало мое бытие в этом райском морском краю.