Когда я еще учился, в нашу самую обычную школу в 9 класс перешла девчонка из хорошего лицея, ее звали Ева. Она стала изгоем, за исключением одной подружки ни с кем не общалась, даже не знаю почему. Мальчишки, в том числе и я, дразнили ее и обзывали, возможно потому что она была немного полная, но не сказать чтобы очень толстая или отвратительная, к тому же на лицо она была очень даже хорошенька — светленькая, большеглазая, ямочки на щеках. Да и фигура, честно говоря, мне ее нравилась. У нее была талия, попка большая, ляжки немного толстоваты, но это было не очень страшно. И в целом девчонка она была неплохая, добрая, сразу было видно. Но ее конкретно чморили, теперь я понимаю из-за чего — она была не такая, как все, умная, серьезная, и какая-то взрослая, чужая, со своими интересами.

     Школу мы закончили, уже 10 лет прошло, и я случайно наткнулся в соцсетях на ее страничку. Я давно ее не видел и сначала не узнал — такая красивая она стала. Похудела, хотя на некоторых фотках было видно, что круглую попку она сохранила, и на лицо стала просто бесподобна. Я узнал, что она замужем и живет заграницей. Видно было, что сытой жизнью живет. Вся такая ухоженная, утонченная, с очаровательной улыбкой. Я предложил ей дружить и она — надо же — согласилась. Не таила давних обид. Иногда я заходил к ней посмотреть ее фотки, мне нравились они. Таких женщин у меня никогда в жизни не было, ничего серьезного за 27 лет я так и не попробовал. До сих пор не работал, ничего не закончил, болтался по улицам с районскими пацанами и пил пиво вечерами. Телки мои все были с улицы, такие же неустроенные, как я. Конечно, в таком обществе трудно было встретить достойную женщину.

     Так я тайком посещал, глазел на ее страничку, пока однажды она не написала мне:

     «Привет, как дела?»

     Видимо, деликатно намекала — мол, че надо? Я что-то ответил, не помню, пару раз мы чуть-чуть попереписывались, и на этом все кончилось. На разных языках мы говорили. Да и что я мог ей рассказать? В общем, заглохло все, так и не начавшись. Но иногда я думал о ней, продолжая рассматривать ее фотки, скопированные с сайта на комп.

     Однажды мы с пацанами зимним вечером шарились по улицам и пили пиво, как обычно. Было часов 8, но темно было как ночью. Мы стояли в сосновой рощице за старой школой, там обычно все наши районские собирались, курили и пили, обсуждали баб. Вдруг за рощицей показался чей-то силуэт в свете единственного фонаря. Пригляделся — женщина. Невысокая, в шубке, торопливо семенит на каблуках. В руках мобильник держит. Я присмотрелся и вдруг с удивлением узнал в ней Еву. Что она тут делала? Она ж заграницей давно жила. Но это точно была она. Не знаю, зачем, только я попросил пацанов напасть на нее в шутку и отобрать телефон, а я вроде как потом должен был появиться. Зачем я это придумал, сам не знаю, дурак наверное.

     Трое парней окружили ее и начали задирать, потом один из них выхватил ее мобильник, и тут она сделала то, чего я вообще не ожидал — набросилась на него, как дикая кошка, и принялась бить его камнем по башке. Двое других принялись грубо оттаскивать ее, хватать за руки, орали что-то. Я испугался, моя тупая шутка обернулась какой-то херней, и я поспешил к ним.

     — Эй, хватит, вы че? Отпустите ее, это ж шутка. — заорал я, подбегая к ним.

     — Сука бешеная, всю башку Юрке раскроила. — ругнулся Леха, тот, что держал Еву теперь.

     — Ну все, стопэ, пацаны. Валите. — велел я, и подошел к Еве, когда они ушли.

     — Максим? — удивленно воскликнула она, узнав меня. — Ты что тут делаешь?

     — Вот, это твое. — протянул ей телефон.

     — Ты их знаешь? Они напали на меня. — кричала она.

     — Успокойся, это была шутка. Это мои кореша, я их попросил разыграть тебя. — признался я.

     — Ты что, дефективный? — надменно бросила она, отряхивая шубку. — Так и живешь, как 10 лет назад, и мыслишь теми же категориями. Отсталый.

     Вот умела же она одними только словами так опустить, что потом обтекаешь и слова сказать в ответ не можешь.

     — Прости. — тупо промямлил я.

     — Это не смешно! Мне нельзя нервничать, все могло закончиться очень плохо из-за твоей бессмысленной шутки. Я беременна. — сказала она с укором.

     Блин, мне так стремно стало, не знал что сказать. Ощутил себя дебилом последним. Снова невнятно извинился и тут же выпалил:

     — Ты же вообще тут не должна была быть. Ты ж переехала.

     — Что значит не должна? — фыркнула она. — Я к родителям приехала, пока еще могу.

     Гордо отвернулась и пошла вперед, по узкой тропинке вглубь рощицы — это была короткая дорога к нашим дворам. Не долго думая, я побежал за ней.

     — Погоди, давай я тебя до дома провожу. Забыла, как тут опасно вечерами?

     И правда, райончик у нас был тот еще — криминальный. Я че-то заволновался за нее, к тому же хотел хоть как-то оправдаться перед ней за тупую шутку.

     — Ладно. — бросила она надменно и подставила свой локоток.

     Я взял ее и повел осторожно в сторону дома. Идти мне рядом с ней было стыдно, кожей я чувствовал, как мы не соответствуем друг другу — она в своей роскошной шубе, с дорогой сумочкой, пахнущая офигенными духами, вся такая идеальная и благородная, и тут я рядом в своем китайском пуховике и кроссовках. Как никогда я застеснялся своего нищебродства и убогой жизни, катящейся вникуда. Гадко было на душе, всем существом я понимал, что это первый и последний раз в жизни, когда я иду под руку с такой женщиной. Чтобы разбавить неловкость, я прокашлялся и задал дебильный вопрос:

     — А ты точно беременна? Ну, просто не видно ниче.

     — Полагаю, что ошибиться я не могла. — укоризненно бросила она.

     Черт, вот сказал же херню! Но что было делать — слово не воробей. Я снова извинился перед ней за дурацкий розыгрыш, и мы пошли дальше молча. Когда подошли к ее подъезду, я достал сигарету, только чтоб потянуть время и не прощаться с ней, но она тут же укоризненно протянула:

     — Максим!

     — Блин, извини. — я поспешно выбросил сигарету в снег. Опять облажался! Курить при беременной! Идиот.

     Мне так хотелось сделать что-то хорошее при ней, чтоб она не смотрела так презрительно, надменно на меня. Вот теперь я вспомнил, за что ее так ненавидели в школе. Она была не простая, с ней нельзя было как со всеми, и это бесило в ней.

     — Ничего, свои дети появятся — повзрослеешь. — более мягко сказала она и улыбнулась. Прелестные ямочки на щечках сделали ее еще более очаровательной, и я, сам не знаю, как так вышло, наклонился и быстро поцеловал ее прямо в губы.

     Когда я смущенно отстранился, то ждал что она раскричится на меня, ударит в конце концов. Но она смотрела на меня так тяжело, из подо лба, и молчала. А потом вдруг дотронулась до моей руки и так просто предложила:

     — Давай поднимемся, чаю попьем. Замерз наверное?

     Я опешил, но естественно согласился и покорно поднимался по ступенькам на ее четвертый этаж. Один раз я был здесь, мы с мальчишками в десятом классе пришли к ней домой, когда она заболела, и подбросили под дверь дохлого голубя, позвонили и убежали. Я тогда спрятался на первом этаже и слышал, как она плакала. Интересно, а она об этом помнила? Наверное, она не знала, что это был я. Если бы знала, не заговорила бы со мной никогда.

     В квартире никого не оказалось, она объяснила, что родители у родственников в соседнем городе. Сняла свою шубку, сапоги, и теперь я увидел, что она и в самом деле была беременна. Со спины видно ничего не было, а в профиль и спереди из-под ее синего платья торчал аккуратный животик, небольшой такой, кругленький.

     — А сколько уже? — спросил я, кивая на животик.

     — Пять месяцев. — гордо похвасталась она.

     — Такой маленький живот. — не удержался я, и понял, что ей это понравилось.

     — Да, он небольшой. — улыбнулась и прошла на кухню.

     Там она заварила чай, споро накрыла на стол, выставила все, что нашла в холодильнике — тортик,...

  пирожные, конфетки какие-то. Чай я пил, так как реально замерз, но кусок от волнения в горло не лез. Она беззаботно болтала обо всем, расспрашивала о наших одноклассниках, а у меня в голове вертелась только одна мысль: — зачем она пригласила меня? Я был непротив, конечно, но зачем это ей? Что я могу ей дать?

     Чай выпили, она покушала, и я решился спросить напрямую:

     — Почему ты меня позвала?

     Она опустила глаза, смущенно потеребила салфетку, а потом придвинулась ближе и заговорила:

     — Максим... я не знаю. Я вдруг подумала, что ты сможешь мне помочь.

     — Помочь? — удивился я. Конечно, я был готов сделать все для нее, но только я не понимал, чем же я могу ей помочь? Я же ничто, у меня нет ничего, что ей может быть нужно от такого, как я?

     — Да. — деликатно пояснила она. — Понимаешь, я не знаю, почему, наверное, из-за беременности, гормоны и все такое... Вобщем, понимаешь, мне очень нужен... я хочу... мужчину.

     Сказала, и отвернулась, опустив головку в ладони. Я опешил. О чем она меня просит? Я не против, конечно не против был бы с ней, но как можно с беременной? И вообще, она же замужем!

     — А твой муж?

     — Муж... — горько повторила она. — Муж мне не подходит. Ну, ты понимаешь...

     — Понимаю...

     — Ладно. — она встала, пригладила волнистые волосы, и принялась убирать со стола. — Забудь, это такая глупость.

     Я не мог отойти от всего происходящего, все это казалось мне нереальным, фантастическим, и я, осмелев, подошел к ней и обнял за плечи.

     — Почему именно я, Ева? — спросил я.

     Она отставила кружки и пояснила:

     — Это спонтанно получилось. Ты поцеловал меня у подъезда, и я подумала, что нравлюсь тебе, что ты хочешь... меня.

     — Я хочу. — признался я и сильнее обнял ее. — Ты такая необыкновенная. Я очень хочу. Только я боюсь.

     — Чего?

     — Не знаю, ты беременна... вдруг я наврежу, не знаю.

     Она повернулась ко мне лицом, и я снова поцеловал ее, на этот раз долго, чувственно, она ответила мне и у меня тут же встал.

     — Пожалуйста, Максим... — прошептала она, и уронила головку мне на грудь.

     Она просила меня, просила овладеть ею. Я сходил с ума от этой мысли. Пожалуй, только это я и мог ей дать. Это было единственное, что я умел и мог всегда, единственное, что я делал хорошо. Я обнял ее, подтянул за попку, ощутил ее животик, упирающийся в меня, и меня вдруг передернуло — ведь внутри у нее был чужой ребенок! Не то чтобы мне это было мерзко, просто я волновался, боялся, что не смогу, что у меня упадет. Я никогда не рассматривал беременных женщин, даже если они были очень, очень красивы, такие, как Ева. Они были для меня как непонятные инопланетяне — вроде выглядят так же, как все, но по сути совсем, совсем другое и непонятное. Наверное, любой мужчина, если он не гинеколог, бывает обескуражен самим только представлением о том, что происходит внутри беременной женщины. Это нам непонятно, это таинство, скрытое от нас, и поэтому немного пугает.

     — Мне кажется, я не смогу. — признался я и отпустил ее.

     Она посмотрела на меня так обреченно, пристыжено, и я заметил, что у нее блестят слезы.

     — Тебе противно? — спросила она.

     Я задумался, что ответить, и вдруг понял, что мне вовсе не противно. Странно — да, необычно — тоже. Но не противно. Нисколько.

     — Нет. — ответил я. — Просто боюсь, что от волнения не смогу тебя удовлетворить.

     — А ты не волнуйся. — она повернулась и отправилась в комнату, маня за собой своим шикарным ароматом.

     Словно одурманенный, я шел за ней. У меня все еще стоял, и я поверил что смогу, что не опозорюсь перед ней. Она скрылась в спальне, не включила верхний свет, только слабенький ночник, и я увидел, как она изогнулась, пытаясь расстегнуть молнию на платье.

     — Давай я помогу. — предложил я и заскользил по ее спинке, высвобождая из платья.

     Сняв его, я увидел что вместо лифчика у нее какая-то поддерживающая майка, еще на ней остались колготки и трусики, естественно. Животик у нее был аккуратный, кругленький, как мячик, и вообще не делал ее несексуальной. Это было так необычно, и мне захотелось потрогать его.

     — Можно? — спросил я, ложа ладонь на живот, она кивнула и улыбнулась.

     Я погладил его — на ощупь обычное женское тело, гладкая кожа, ничего там не шевелилось — а то я боялся, что буду чувствовать ребенка. Усадив ее на кровать, я быстро разделся и аккуратно освободил ее от остальной одежды. Господи, какое у нее было тело! Я не мог оторвать глаз от этой светлой кремовой кожи, холеной и бархатной, абсолютно гладкой. Никогда в моей постели не было таких роскошных женщин, я видел их только в качественной порнухе или в журналах — идеальная депиляция, кукольные ножки, педикюр, маникюр, и все такое чистенькое, ухоженное, безумно красивое. В реальности таких женщин не бывает. Или их не может быть у таких, как я.

     — Ты прекрасна. — прошептал я и сел перед ее ногами. Я робел перед Евой, чувствовал каждой клеточкой тела, что недостоин ее, боялся, что она вот-вот передумает. Обхватив ее шелковые ножки руками, я уткнулся в них лицом и потерся щекой. Что за кожа! Неужели такое бывает?

     — Иди ко мне. — попросила она, и осторожно легла.

     Я поднялся и сел рядом с ней на кровати. Она лежала на спине, откинув голову на подушку, и поглаживала меня по груди своими холеными пальчиками. Тут я обратил внимание на ее грудь, и еле сдержал стон вожделения. Я еще никогда не видел таких сисек, это было нечто особенное. Они не были сильно большими, но казались какими-то разбухшими, тяжелыми, налитыми, точно резиновые шарики с водой, которые вот-вот лопнут. А соски! Это была фантастика. Такие большие, отвердевшие, будто их долго теребили и дергали, темно-бежевые с коричневой каемкой. Даже странно, что у нее были такие темненькие сосочки, она ведь была светленькой. Но ее сосочки были похожи на маленькие орешки, такие же круглые и твердые. Мне захотелось прикоснуться к ее манящим сисечкам, и я провел ладонями по ним.

     — Только осторожно. — попросила она. — Они очень чувствительны теперь, может быть больно.

     Я нежно погладил их и с удовольствием осыпал поцелуями. От ее кожи пахло чем-то теплым, нежным, немного ванилью и духами. Я сходил с ума от этой женщины. Она была самым прекрасным, что случалось в моей жизни. Я все еще не мог поверить, что она лежит передо мной обнаженная, что хочет отдаться мне, что выбрала меня. Поцеловав с осторожностью ее сосочки, каждый по очереди, я захотел сосать их, так сильно, что у меня запрыгал член. Я догадывался, что молока в ее грудях пока еще нет, но мне казалось, когда я посасывал эти восхитительные отвердевшие холмики, что из них подтекает какая-то сладкая жидкость. Я не мог от них оторваться, сосал и сосал, осторожно наминая упругие тяжелые сиськи. Ева стонала, я чувствовал, что она возбуждена и ждет продолжения, но я не мог оторваться от ее груди. Я просто влюбился в ее соски. Это был неимоверный кайф, нет таких слов, чтобы передать.

     Насосавшись ее сосками, я принялся целовать все ее тело, спускаясь вниз. Я вообще был страстным, и любил трахаться быстро и грубо, но с Евой все было иначе. Мне хотелось ласкать ее, вбирать каждый сантиметр ее божественного изнеженного тела, изучить все ее уголочки и складочки. У меня стоял, конечно я мечтал всадить ей, трахнуть, овладеть, но гораздо сильнее я был возбужден морально, не знаю, как объяснить. Мне не хотелось, чтобы это кончалось. Так восхитительно это было, так сладко. Я обцеловал ее животик, бедра, ножки и даже ступни, обсосав ухоженные пальчики с бордовыми ноготками. Никогда не видел таких нежных, мягких ступней, казалось, что она не ходит, а летает по воздуху. Потом снова поднялся поцелуями наверх и зацеловал всю ее грудь, плечи, нежную теплую шейку, личико, облизнув все ее черты языком.

     — Я так хочу тебя. — признался я, касаясь членом ее бедра.

     — Я тоже уже давно хочу. — простонала она и повернулась на бочок, показывая мне, что хочет в этой позе. ...  

     Наверное, из-за животика. Я очень хотел быть сверху нее, чтобы она обнимала меня ногами, но настаивать я не решился и послушно лег позади нее, пристроившись бедрами к ее тугой, оттопыренной попке.

     — Только осторожно, хорошо? — попросила она, и согнула ножку, открывая мне путь к самому сладкому своему месту.

     На меня просто накатило, когда я ощупал ее киску. ТАМ она была еще нежнее, чем все остальное ее тело. Кожа теплая, мягкая, и уже влажная от томления. Писечка у нее была маленькой, с сомкнутыми губками, без волосиков. Я поласкал ее рукой поверху, затем раздвинул створки и погладил пальцами горячую плоть. Ощупал тугой клитор, опустился к горячему влагалищу и чуть-чуть присунул палец. Узкая дырочка была горячей и очень мокрой. Я уже не мог сдерживаться и осторожно подставил член к ее промежности.

     — Я буду нежно. — пообещал я и медленно вполз в нее. Она сразу же простонала и выгнулась, уткнувшись в меня попочкой. Я принялся медленно двигаться в ее киске, удивляясь, какая же она тесная и узкая. У меня таких никогда не было, наверное, у Евы было мало мужчин — писечка не разболтанная, почти девственная. Я еле сдерживался, чтобы не начать трахать ее, как я люблю — дерзко, по-звериному, засаживая по яйца. Но с ней было так нельзя, поэтому я тихонечко потрахивал ее, присовывая лишь на полдлины, одновременно лаская клитор пальцами, чтобы ей было слаще.

     О, как она стонала, как выгибалась, шептала мое имя, сводя меня с ума своим горячим шепотом. Отдавалась мне так искренне, полностью, с таким наслаждением, и я чувствовал себя по-настоящему счастливым. Поверить не мог, что она моя. Пусть только на одну ночь, пускай, но моя, моя...

     Я довел ее до оргазма, она кончала так долго, с такими протяжными стонами, ласкающими мой слух. Когда она докончала, я еще оставался в ней — не хотел кончать. Обняв ее одной рукой за шейку, а другой осторожно под животиком, я ощущал ладонью какой он упругий, тугой, и выпирал снизу. Я догадался, что это ее маточка поднялась выше, и это просто свело меня с ума, так что я чуть не кончил. Легонько поглаживая это выпуклое место, я продолжал нежно трахать свою королеву, она уже не подмахивала мне бедрами — усладилась, но позволяла мне дотрахать ее до собственного оргазма. Когда почувствовал, что щас кончу, я спросил ее на ушко:

     — Можно в тебя?

     Она разрешила, и я вскоре разрядился, стрельнув спермой ей внутрь. Я первый раз кончал так медленно, сдержанно, мучительно — сладостно, это было не похоже на мой обычный трах. И я впервые понял разницу между «трахаться» и «заниматься любовью». С Евой я занимался любовью, я искренне любил ее в эти минуты, любил ее тело, ее голос, все в ней. Я хотел, чтобы ей было хорошо, а не просто кончить. Она была так прекрасна, так чувственна... Я хотел владеть ею вечно.

     Мы еще долго не спали, нежась в постели, обнимаясь и целуясь. Я присасывался к ее божественным соскам, понимая, что никогда больше не познаю таких восхитительных грудей. Потом еще несколько раз занимались любовью, я довел ее до оргазма раз пять за эту ночь, и руками, и языком, и снова членом. В перерывах между этим наслаждался ее сосочками — как они мне понравились! А потом она устала и заснула, завернувшись в одеяло.

     Я лежал рядом с ней, гладил ее волосы, ласкал спинку, целовал шейку и млел от счастья. А утром, часов в семь, еще по темноте, пока она спала, я неслышно собрался и ушел. Мне жутко не хотелось оставлять ее, отрываться от этого чуда, но я знал, что утром ей станет неловко, и возможно она даже пожалеет о том, что произошло. Я знал, что это был единственный раз. От этой мысли было херово, я бродил по холодным улицам, пинал сугробы, представляя, как она вернется к своему мужу, заживет своей привычной жизнью, забудет обо мне, о том, что между нами произошло, как мы любили друг друга в эту ночь. А я останусь здесь, буду так же, как и раньше, шляться с такими же неудачниками, как я, пить пиво и трахать дешевых потасканных сучек с расшатанными дырками. Таких женщин как Ева мне больше никогда не целовать, не ласкать...

     Тошно мне было до ужаса, я медленно плелся домой, а в желудке ворочался липкий ком отчаянья и боли. Глупо было, мы всего лишь раз были вместе, до этого я никогда не вспоминал об одноразовых телках, но Ева была не такая... Она была особенная, единственная, я никогда ее не забуду. Мне так не хотелось ее терять, но что я могу? Прийти к ней, как дебил признаться в чувствах, а дальше что? Что я ей дам, кроме члена? Ничего... Видимо, для нее я и был всего лишь член, случайно попавшийся на пути.

     Время прошло с того дня, она конечно уже давно уехала, я узнал, что она родила — видел фотки ее семьи в соцсетях. У нее мальчик родился, она такая красивая была на фото, держала его на руках, и муж обнимал ее — нормальный такой мужик, серьезный, такой же, как она, старше ее намного. Я заходил к ней почти каждый день, смотрел фотки и вспоминал нашу ночь с болью и сладостью. Она видела, что я захожу на ее страничку, но ни разу, никогда больше она не зашла ко мне и так ничего мне и не написала. В сердцах я удалил ее из друзей, поудалял все ее скопированные фотки с компа, чтоб не мучиться, глядя на ее счастливую семейную жизнь. Но из памяти ничего не удалишь, как бы ни хотелось.

     Я знал, что не смогу ее забыть никогда, никогда в жизни. Мне больше так не повезет, и никто уже не сравнится с ней. Ее сладкие ореховые сосочки снились мне каждую ночь, я чувствовал ее тугой, упругий животик с поднятой маткой, будто до сих пор ласкаю его рукой, и ее дурманящий запах всюду мерещился мне. Я надеялся, что когда-нибудь она снова приедет к родителям, и мы встретимся, но в то же время знал — не будет этого никогда. Никогда...