Дворец Бракосочетания был похож на плантаторскую виллу — своей двухэтажной приземистостью, мещанским охватом крыльев и вульгарностью пузатых колонн. Белоснежный, он чванливым кораблём плыл сквозь ослепительную синеву полудня, широко взрезая пену зелёных насаждений. Широкую площадь перед ним заполняла толпа простолюдинов, расцвеченная флагами и гелевыми шариками, вздымающая транспаранты с признаниями мне в любви и вопящая в предвкушении моё имя. Над ними парил рекламный дирижабль.

     Я въехал на площадь на двух автомобилях: впереди шёл мой уникальный фиолетово-черный «Мерседес», за ним следовал порочно-пурпурный лимузин с наложницами. Остановились у лестницы. Распахнув задние дверцы, из «Мерседеса» вышли мои Белокурые Стервы, и мужланы в толпе восхищённо взвыли, засвистели, заулюлюкали при виде ослепительно красивых близняшек в чёрной латексной униформе, стилизованной под эсэсовскую. Латекс облегал их обнажённые тела, контурируя каждую складочку, каждый пупырышек на околососковых кружках. В честь праздника Белокурые Стервы надели парадные фуражки с высокой тульей. Не обращая внимания на самцов, они заняли свои позиции, и одна из них открыла мне дверцу, наклонилась, протянула затянутую чёрным, сверкающим латексом руку, чтоб помочь выйти.

     Сердечко лица, нежно ласкаемое платиновыми локонами, красиво завитыми снизу, курносый носик, чуть поднимающий верхнюю губочку, капризно-полная нижняя губа, ледяной синий взгляд... По дерзкому разлёту бровей я опознал Стеллу. Подал ей руку и вышел из автомобиля. Толпа приветственно взревела. Ответив ей величественным жестом, я любовался Алисой, что надменно вытянулась струной и поигрывала стеком распорядительницы балла. На лацканах её униформы остро сверкало серебро агрессивно стилизованных первых букв моего имени — АТ — Артур Титтенфак.

     О, Боже, как же меня бесит вульгарный перевод славной фамилии моего древнего рода на русский язык! Артурка-Сиськоёб, что может быть омерзительней!

     Прислужницы Дворца Бракосочетаний — две юные, гибкие особы в коротких облегающих платьях небесной синевы и таких же шапочках-таблетках с вуалетками — торопливо раскатывали ковровую дорожку к моим ногам. Закончив, они с такой унизительной покорностью, замешанной на страхе, поглядели на меня своими огромными темными глазами прирождённых жертв, что я не удержался.

     — Дай им визитки, — шепнул Алисе.

     Та чуть слышно пренебрежительно фыркнула и резко сунула девушкам чёрные прямоугольники, на которых ниже номера телефона игривой вязью значилось «Затаив дыхание, жду Вашего звонка», а еще ниже мелко, строгим готическим шрифтом декларировалось: «Непочтительность воле барона попадает под пункт такой-то Имперского Кодекса и карается отбыванием в публичных домах сроком до стольки-то лет». Поимею их, непременно в паре, когда захочется мелкотитечных.

     Получив визитки, обе девушки опустились на асфальт и закрыли ручками лица. От радости, наверное. Если они не желали моего внимания, зачем так сексуально выглядели?

     Бросил взгляд на ликующую толпу. Как пять клумб среди народа выделялись свадебные группы — расфуфыренные, яркие, возбуждённые. Впереди, в изысканных свадебных платьях стояли восхитительные невесты — девушки, которых я сегодня выебу. Об руку с ними стояли высокие женихи в чёрном — мужчины, приведшие мне своих женщин.

     Я пошёл к дверям. Белокурые стервы следовали за мной. Яркое солнце бросало вперёд наши чёрные тени. Вокруг, словно мухи, крутились дрон-камеры. Стервы выписывали бёдрами такие крутые восьмёрки, что я залюбовался, а мужланы просто захлебнулись слюнями. В дверях меня с поклоном встретила директриса и проводила в смотровую.

     Это была небольшая, светлая, округлая комната, почти пустая: лишь бардовое антикварное кресло для меня и невысокая столб-тумба для невест. У огромного, матового стекла, окна угрюмо стоял возрастной лысеющий доктор. Кивнув ему, я прошел к креслу. Белокурые Стервы закрыли двери, запустив единственную дрон-камеру, прошли за мою спину и встали там, положив одну руку на спинку кресло. Я стянул перчатку с левой руки, подготовив её для поцелуев. Сердце моё сладко замирало в предвкушении. На несколько долгих минут всё замерло, лишь дрон гудел, в режиме он-лайн транслируя происходящее с огромных экранов, вывешенных на фасаде Дворца Бракосочетаний.

     Наконец двери раскрылись, и в смотровую вошла первая невеста. Это была та самая платиновая блондинка, торжество пластической хирургии, хэнд-мэйд, так сказать. На ней было пышное, с оттенком голубого подвенечное платье из множества полупрозрачных юбок и расшитого жемчугом корсета, оставлявшего обнажёнными круглые, загорелые плечи. Круглые груди, едва прикрывая соски, обнимал лиф, стилизованный под два огромных цветка калы. Головку юной рукодельницы венчала сапфировая диадема, длинные сапфировые серёжки струились из ушек на обнажённые плечи, на груди лежало изысканное сапфировое колье. Невесомая, расшитая тонкими золотыми нитями фата обнимала её сзади. Бледная, чуть дрожащая от волнения невеста согласно этикету присела в глубочайшем реверансе, почти вывалив гладкие круглые сиськи, и тонким кукольным голоском произнесла своё имя.

     Имя не важно, я буду звать её Кукла.

     Застыв в реверансе, невеста послушно ждала, пока я налюбуюсь ею и милостиво кивну. По этому сигналу она выпрямилась, просеменила ко мне, опустилась на одно колено — юбки широким куполом легли на пол — и трепетно припала мягкими губками к моей руке. Застыла. Я подумывал заставить невест целовать себе ботинок, но Белокурые Стервы сказали, что это повредит моему имиджу. Я долго и с удовольствием разглядывал оказавшиеся рядом роскошные титьки, гладкие платиновые волосы, шелковисто лёгшие на мой чёрный рукав, трепещущие длинные ресницы. Очень качественно сделали девушку. И эти её перепуганные, но доверчивые глазищи, пока она семенила к креслу... Это обожание в её взгляде... Нет, не стану её позорить. Сегодняшний день будет лучшим в её жизни.

     Я шевельнул пальцами. Кукла отпала от руки, счастливо улыбнулась мне, сверкнув синим, в цвет сапфиров, взглядом и вернулась к колонне-тумбе. Встав лицом ко мне, невеста легла корсетом на тумбу, свесив декольте вниз и подняв, как оно полагалось, на меня глаза. Заперебирала руками, задирая многочисленные юбки. Доктор хмуро подошёл к ней сзади, зарылся под юбки и принялся там копаться. Я любовался открывшимся декольте — огромные ореолы выглянули из-за краев лепестков и нежно розовели — и прекрасным лицом Куклы. Стрекотала камера. Толпа снаружи затаила дыхание, не отрывая взгляда от гигантских экранов.

     Доктор выпрямился и, стягивая одноразовые перчатки, с непередаваемым отвращением произнёс:

     — Virgo!

     Толпа на улице выдохнула. Радостно хохотнув, невеста поправила юбки и бросилась вон из смотровой, на самом пороге позволив себе кокетливый взгляд в мою сторону.

     Я улыбался, сердце нежно ныло. Что за чудо, право слово!

     Второй вошла пухленькая шатенка. Правда, сегодня, утянутая корсетом так, что титьки её кругло вздымались чуть не до подбородка, пухленькой она не казалась. Лиф платья был прямой, кончавшийся чуть-чуть выше ореолов, сверху нежные холмы прикрывала газовая ткань, сходясь над левым плечом пышным бантом. Невеста склонилась в глубоком реверансе, газовая ткань опасно натянулась. Я медлил, надеясь, что порвётся, потом нехотя кивнул. Скользнув к креслу, невеста опустилась на одно колено и припала к руке. Огромная атласная кринолиновая юбка её растеклась чуть не на полкомнаты, в каштановых волосах сверкали сделанные из драгоценностей цветы. И вдруг я почувствовал, что губы её на моей руке раздвинулись, и между ними остренько и мокро заплясал горячий язычок. Поощрительно улыбнувшись, я пошевелил пальцами, позволяя девушке занять место на тумбе. Буду звать её Шалунья.

     Свесив титьки, Шалунья задрала кринолины и лукаво улыбнувшись мне (на щёчках образовались очаровательные ямочки), распустила на плече бант. Прозрачная ткань стекла с груди. Вдох, и здоровенная семёрка ...

  свободно закачалась, выплеснувшись из лифа. Пока доктор копался в ней, Шалунья улыбалась, не отрывая от моих глаз своего карего взгляда. Я чувствовал, как напрягается в штанах пенис.

     — Virgo, — с ещё большим отвращением резюмировал доктор.

     Именно за эти эмоции я его и держал: он так по-черному завидовал мне по поводу толп юных девственниц, что меня это дико забавляло. Раньше я брал его с собой на свадебные пиры, чтоб доктор мог подснять там молодой плоти, но, откушав водочки, он становился омерзителен, так что теперь его гонорар составляла дешёвая проститутка и кружка дорогого пива.

     Поправив наряд, Шалунья выпорхнула вон, чуть не застряв в дверях юбками. И тут же в смотровую вплыла брюнетка. Как и от её фото, у меня мгновенно перехватило дыхание: откуда при такой стройности может вырасти настолько большой бюст?! Очень долго продержал её в реверансе, любуясь, как в простой квадратный вырез свадебного платья при каждом вдохе выкатываются тугие шары, а ведь её декольте было самым скромным, оставляя открытой едва треть феноменальной груди. От глаз невесты не ускользнуло, что брюки в моём паху поднялись. Губы её тронула лёгкая улыбка. Сглотнув, я кивнул ей и подпустил к руке. Девушка склонилась и очень нежно поцеловала, губы её чувственно задвигались по коже, будто она что-то шептала. Чёрные волосы, уложенные в сложную высокую причёску, увивали жемчужные бусы, длинная белая фата закрыла мне вид на сиськи, и я, не удержавшись, отвёл её в сторону. Дольше смотреть было совсем уже неприлично, тем более, что нас снимали. Я отпустил невесту.

     Задрав юбки, она легла на тумбу-колонну и положила руку в длинной кружевной перчатке на бюст, как бы усмиряя его при дыхании, но на самом деле интимно поглаживая. При этом смотрела на меня полным секса взглядом и улыбалась тёмными, вишнёвыми губами. Назову её Королевна.

     Чуть наклонился к Алисе:

     — Её причёске пойдёт венец. Прикажите стилистам, чтоб немедленно подобрали.

     Алиса коротко кивнула и что-то приказала в крошечный золотой телефончик.

     Доктор вынес вердикт, и Королевна выплыла из смотровой, с достоинством поклонившись мне напоследок.

     Четвёртой показалась рыженькая. Её густые кудрявые волосы не смогли усмирить шпильки да заколки, они были распущены и дерзко клубились по плечам, унизанные нитями с изумрудами. Белоснежная таблеточка в ворохе прозрачной не то фаты, не то вуали сидела кокетливо, чуть набок. Сверкающие от радости зелёные глаза изумительно гармонировали с изумрудами длинных серёг и ожерелья, точёные скулы румянились от волнения, чувственные губки постоянно шевелились, не в силах удержаться от улыбки. Обнаженные плечи, длинные белые перчатки выше локтя, четвёртый размер прикрыт расшитым лифом, напоминавшим плотный лифчик без лямок, корсет был полупрозрачным, юбка — короткая спереди и тянущаяся шлейфом сзади, имела ещё и разрез с запахом до самого пояса, и если бы не нижняя белая миниюбка, мы бы видели её трусики. Зато это была единственная невеста, выставившая свои стройные, длинные ноги во всей красе, подчёркнутой снежно-белыми чулками и стриптизёрскими белыми туфлями на невообразимой шпильке.

     Ловко прогарцевав, рыжая склонилась в реверансе и послала мне лукавый зелёный взгляд из-под непокорных огненных волос. Я улыбнулся и кивнул ей. Невеста выпрямилась и пошла, переставляя ноги, как модель. Грудь её раскачивалась, по бокам выдаваясь далеко за пределы грудной клетки, изящные округлые бёдра и талия-тростинка рисовали фантастические обводы песочных часов. Мошонка сладко заныла в вожделении.

     Опустившись на колено, рыжая вдруг взяла мою руку и ловко приняла палец в красиво накрашенный ротик, нежно и мокро пососала. Я в растерянности улыбнулся ей, но Стелла, наклонившись, строго покачала пальчиком перед её носом. Капризно надувшись, девушка послала мне сексуальнейший взгляд, без позволения встала, прошла к тумбе и, задрав юбки, улеглась. Белокурые Стервы за моей спиной засопели. Я подал им знак успокоиться. Назову Ведьмочкой. Ох, и оттрахаю же я тебя сегодня!

     Осматривая рыжую, пиздогляд совершенно сник, съедаемый заживо завистью и похотью. Ха, ты ещё мою фаворитку не видел!

     И вот она вошла. Растерянная, взволнованная богиня; нимфа, низведённая из рая средиземноморского ручья в ад русского мегаполиса, мечта, столь хрупкая, что страшно взять в руки. Платье её было самым простым — нераскринолиненные пышные юбки, рукава-фонарики, вырез перевёрнутым сердечком, открывавший соблазнительную ложбинку и самый взъём большущей груди, затянут прозрачной сверкающей органзой, — но как прекрасна была она в своём простом платье, в длинных кружевных перчатках, увитая жемчугом и стразами, увенчанная длинной фатой искрящегося газа, частично ниспадающей ей на глаза и носик, словно вуаль, но оставлявшей обнажёнными полные, чувственные, трепетные, нежно-розовые губы. Она оказалась намного, намного красивее, чем на покоривших меня фотографиях.

     Сделав глубокий реверанс, она прошептала чувственным, пронизывающим голосом:

     — Соня.

     Мне не захотелось давать ей прозвища. В волнении поднялась из реверанса раньше разрешения, но я превентивно остановил Белокурых Стерв, чтоб не вмешивались. Дрожа в волнении, она почти подбежала ко мне и рухнула на колени. Схватив мою руку, уткнулась мягкими губами и жарко зашептала:

     — Не погубите! Не погубите! Это был несчастный случай! Простите, простите...

     Бедняжка, да что ж я сделаю, когда мы он-лайн?..

     В предвкушении я шевельнул пальцами. Девушка не отреагировала. Тогда Белокурые Стервы под руки поволокли её к колонне-тумбе, завалили на неё животом и в четыре латексные руки задрали ворох юбок. Доктор сунул туда нос и очень долго копался, не веря своим глазам. Толпа на площади притихла. Наконец, пиздогляд выпрямился и недоумённо развёл руками.

     Я встал и шагнул к опороченной невесте. Там всхлипнула, замотала головой и дёрнулась. Белокурые Стервы прижали её к тумбе.

     — Не надо, смилуйтесь, — шептали её губы. Прекрасные синие глаза были полны слёз. Всё это, сладострастно стрекоча, транслировала дрон-камера.

     Недрогнувшей рукой я сорвал с Сони фату. Она обречённо уронила головку. Даже здесь было слышно, как взвыла в восторге толпа. Алиса острым ноготком вспорола органзу на декольте. Мои руки чуть дрожали, когда я запустил их туда, обхватил прохладные, гладкие, нежные груди. Как мне хотелось зарыться лицом в их сладостную мякоть, исцеловать каждый их миллиметр... Но никто не должен был видеть мою страсть, для уличной толпы всё происходящее должно выглядеть как наказание.

     Я позволил себе вывалить желанные титьки наружу и слегка потрепать розовые горошинки сосков. Стелла тем временем расстегнула мне молнию и вынула наружу полувставший пенис. Я подал бёдра вперёд, Стелла ткнула головкой в лицо невесты. Та, всхлипывая, приоткрыла ротик. Я ввёл в него член. Замер. Девушка совсем не помогала мне, но так была она прекрасна, так беззащитны были её припухшие губы, сомкнувшиеся на моём стволе, что член мигом набух и вытянулся, уткнувшись Соне в глотку. Зарывшись обеими руками в золотые волосы, я принялся ебать плачущую красавицу в рот.

     Алиса наклонилась к её уху:

     — Начинай сосать господину барону, сука!

     Моих близняшек боялись все, даже те, кто никогда в глаза их не видел, и Соня старательно заработала щёчками. Сосать она не умела от слова «совсем», то и дело неприятно касаясь члена зубками. Она жениху что, минета никогда не делала? Право слово, пока двигался я один, мне было приятнее.

     Решив, что член достаточно обслюнявлен и в ротике крупнее уже не станет, я оттолкнул её голову и, гордо раскачивая эрекцией, как танк стволом, обошёл невесту сзади. В обрамлении пены кружевных юбок, её кругленькая маленькая жопка смотрелась просто волшебно. Потрепав упругие мускулистые ягодицы, я слегка раздвинул их, давая дрону возможность снять крошечную, как булавочная головка, попкину ...   дырочку. Соня, похоже, и сюда своего не подпускала! Бедный, как он с ней жил?... Дрон крупным планом транслировал, как я, чуть поводив головкой по сочным, густо испачканным гинекологической смазкой губкам, неторопливо ввёл член. Тот вошёл без малейшего сопротивления. Девушка вскрикнула. Толпа на улице свистела и улюлюкала. Ради драматизма я оставил член внутри на несколько долгих секунд. Внутри было жарко, нежно и очень-очень узко. Наконец медленно вынул и продемонстрировал камере здоровенный, блестящий от смазки, абсолютно чистый хуй. Отсняв его, дрон уставился окулярами на гладко выбритую пиздёшку, грустно свесившую малые половые губки, так же без капли крови. На улице бесновались.

     Я вернул член на место и стал с удовольствием трахать юную богиню неторопливыми размашистыми движениями. Смазка очень быстро втёрлась, и мне стало сухо.

     — Управляй камерой, — шепнул я Стелле.

     — Помоги ей, — шепнул Алисе.

     В руках Стеллы появился джойстик, она провела камеру вперёд и стала крупно транслировать красивое, заплаканное сонино лицо и раскачивающиеся в такт фрикциям сиськи. Алиса скользнула мне между ног и прилипла губами к невестиному клитору.

     Опытная пиздолизка, Алиса причмокивала, помогала мягким губкам и остренькому язычку пальчиками, и уже через несколько минут мой член начал хлюпать в сониной пиздёшке, а сквозь всхлипывания девушки стали пробиваться постанывания. Тогда Алиса переключилась на мои яйца, разбухшие после протеинового коктейля, пососала, облизала их, потом пробежала язычком по промежности и занялась приятным анулингусом. Я поднажал. Невеста вскрикнула. Ко мне наклонилась Стелла:

     — Я больше не могу снимать её лицо, ей становится хорошо. Я транслирую только сиськи.

     — Сменим позу, — решил я.

     Белокурые Стервы тут же стянули невесту с тумбы и рзложили на полу. Её золотые волосы разметались, глаза были прикрыты длиннющими чёрными ресницами, полная нижняя губка прикушена маленькими жемчужными зубками. Стиснутые лямками декольте, обрамлённые нежным белым шёлком большие груди с широкими, беззащитными, розовыми ореолами нежно волновались при каждом движении. Задранные юбки обнажали бритый лобочек и половые губки.

     — Снимаем задницу! — рыкнул я, теряя контроль, и бросился на девушку, схватил эти потрясающие мягкие груди, стиснул, уткнулся в них лицом, начал целовать. Глухо постанывая, Соня зарылась пальчиками мне в волосы. Камера крупно снимала мой дёргающийся зад — я никак не мог попасть, несмотря на то, что девушка пристраивалась и помогала. Тогда латексная рука одной из моих близняшек скользнула между ног и направила. Я вошёл в узкое, мокрое, жаркое и заработал в темпе отбойного молотка. Потянулся к её лицу. Соня приоткрыла влажные губки, потянулась ко мне. Я жадно впился в них, и мне ответили. Я целовал её, катаясь вперёд-назад на упругих шарах бюста.

     — Что теперь будет?... — шептала она.

     — Полный рот спермы! — пошутил я в ответ.

     Сонечка вздохнула и с такой покорностью посмотрела на меня, что я почувствовал — предел. Тогда я сел меж её ног и приказал:

     — Сиськи в кучу собери.

     Она послушно сблизила руками волнующие груди. Камера стрекотала, уткнувшись в наши совокупляющиеся гениталии и крупно снимала, как погружается и выходит наружу мой блестящий от выделений пенис, как её малые губки сворачиваются внутрь при каждой фрикции и выходят обратно, цепляясь за ствол члена, словно не желая отпускать. Я же смотрел на её расслабившееся лицо, на нежный невинный обрис скулы, тень, лежащую на персиковой щеке от ресниц, на приоткрытые розовые губы, чуть блестевшие от слюны. Соня была так прекрасна в этот момент, и меня накрыло. Зарычав, я подскочил и стал раз за разом выстреливать струи густой спермы. Они падали невесте на щёки, на соски, попадали в приоткрытый ротик, повисали жемчужными нитями на губах и ресницах, собирались лужицей в ложбинке меж грудей, пачкали подвенечное платье. Наконец заряд иссяк. Я сдоил последние капли в очаровательный ротик и на ослабевших ногах прошёл к креслу. Белокурые Стервы сгребли Соню под руки и как была, гологрудая, вся в сперме, поволокли на улицу. Я принялся вытирать член её фатой.

     Пока я приводил себя в порядок, Алиса зачитала приговор:

     — За грубое несоблюдение святых традиций нашего великого народа, за циничную попытку обмануть своего сюзерена, блядна девка Сонька приговаривается... К десяти ударам плетью!

     Толпа восторженно взвыла и заулюлюкала.

     — После коих будет привязана к Позорной Перекладине в течение часа, дабы любой желающий мог воспользоваться ею по прямому назначению!

     Крики стали громче и радостней.

     — Затем будет направлена отбывать два года в публичных домах сообразно своей блядской натуре!

     Когда я вышел, Соню уже растянули за руки в Портале Правосудия посреди площади и пытались справиться со шнуровкой её платья. На ступенях Дворца Бракосочетаний стоял высокий растерянный жених — курсант военно-мореходного училища.

     — Как же это? — промямлил он, глядя на меня глазами побитой собаки.

     Я простил ему несоблюдение этикета — отсутствие церемонного поклона — и ответил, отечески положив руку на плечо:

     — Я сочувствую вам, юноша. Влюбиться в гулящую девку! Ведь она и вас обманула, правда?

     Жених только глотнул, глядя во все глаза на свою невесту: подвенечное платье лежало, скомканное, в пыли, Соня, раскинув руки, стояла на высоких стриптизёрских шпильках, в белых чулках на пояске, с подвязкой невесты на левом бедре, в белоснежных перчатках до локтей, её вечерняя причёска была растрёпана. Алиса (я узнал её по стеку распорядительницы балом) приготовила блокнотик и золотую авторучку, чтобы считать удары. Стелла разматывала бич.

     — Я всё равно её люблю, — жених попытался сказать это твёрдо, но «дал петуха». — Я всё равно хочу на ней жениться.

     — Без проблем, — пожал плечами я. — Два года публичных домов, и сочетайтесь.

     Жених вздрогнул, когда щёлкнул первый удар. Соня тонко вскрикнула. На её круглых ягодичках, обрамлённых нежной белизной чулок и пояска, вспух багровый рубец. Толпа восторженно взвыла.

     Он растеряно обернулся на своих гостей и родственников.

     — Что же мне теперь делать?..

     Я вздохнул и сказал:

     — Пойдёмте.

     Второй удар, вскрик, радостный свист.

     Я подвёл жениха к лимузину и открыл заднюю дверь. Внутри гомонили и пьяненько смеялись мои наложницы. Я наклонился и окунулся в запах изысканного парфюма, женского тела и шампанского. От обилия обнажённой плоти слепило глаза.

     — Эльвира, — позвал я.

     Она высунула наружу свою очаровательную мордашку в обрамлении непослушного облака соломенных волос: хитрые лисьи глаза, курносенький носик, детский, капризный ротик. Ох сколько моей спермы скушала она своим крошечным ротиком! Я подал ей руку в чёрной перчатке. Она положила на неё свою — в белой паутинке — и вышла наружу вся: белые шпильки, чулочки, белёсая интимная дорожка на пухленьком лобке, словно указывающая на выглядывающий уголок пиздёшкиной щёлки, белый кружевной корсет, оставлявший обнажёнными груди, и сами они — огромные, шестого размера, стоячие, упругие сиськи, даже лучше, чем у Сони. Жених не смог сдержать восхищённого вздоха. Я его понимал — было время, сам не слазил с Эльвиры сутками. Потому-то сейчас она мне и осточертела.

     — Знакомьтесь, — сказал я, надевая ей на голову сонину фату, перепачканную моей спермой, — это Эльвира. Прекрасное образование: восемь классов и год Академии Светских Львиц, ничего лишнего. Послушна, умела, приучена к туалету...

     Эльвира хохотнула и выскользнула из моих рук к ошарашенному, не спускающему с неё глаз жениху.

     — Не слушайте его! Артуру просто жаль со мной расставаться. Как вас зовут?

     — Серёга, — тупо ответил жених.

     — Ах, какое мужественное имя! Артур, не стойте букой! Лучше скажите, что за мной причитается.

     — Домик на побережье, — покорно сказал я, — и путёвка для вашего мужа младшим офицером в элитный морской ...  

     корпус по окончании училища.

     Жених вылупился на меня, не в силах поверить своему счастью. Я вспомнил герцога Сварожича. Вот, а ты говорил «бунт». Они очень ценят так называемую «справедливость». Забери самое дорогое, дай взамен потасканную шлюху со своего плеча и пообещай раскрашенную бумажку — всё, он уже забыл, что позади него порют его обнажённую возлюбленную.

     — Ах, Серж, идёмте! Мне не терпится познакомиться с вашей маман!

     Эльвира поволокла своего Серёгу к гостям. Её большая, но по молодости упругая попа победно выписывала восьмёрки, огромные титьки, раскачиваясь при ходьбе, мелькали то справа, то слева. Вся площадь смотрела на эту красивую пару.

     А я смотрел, как на ягодицы падшей невесты ложится след последнего удара. Соню тут же отстегнули от Портала, поволокли и привязали в доги-позиции к Позорной Перекладине. Её тут же окружили какие-то субъекты в длинных плащах и стали совершать похотливые движения. Я брезгливо отвернулся. Пора идти на церемонию.

     Хоть брачующихся регистрировали и одновременно, длилось всё больше часа. Я скучал, а все остальные любовались стоящими в ряд парами: женихи в чёрном, прекрасные, счастливые невесты в пышно-белом. И, конечно, все взгляды были устремлены на Эльвиру, стоявшую так гордо, будто она была в самом роскошном свадебном наряде, хотя наряд этот состоял из длинных серёжек, нитки жемчуга, белых чулок, корсета из секс-шопа, голых титек и испачканной спермой фаты. Сексуальный наряд делал её не просто голой, а непристойно голой, вожделенной, доступной, супер-желанной.

     Наконец всё завершилось, и я мог скрыться в лимузин, устало развалиться там на диване и с блаженной улыбкой любоваться лесбийским играм пьяненьких наложниц. Вот Катарина с урчанием вжимается личиком в здоровенные чёрные груди жгучей Занзибары, а Саманта страстно лижет Катарине вульвочку. При движениях титьки её раскачивались и подметали пол лимузина.

     Напротив меня, через салон, куталась в плащ растерянная Соня. К ней приставала пьяненькая восточная красавица Жасмин. Сонечка неумело отвечала на её поцелуи.

     Конечно, случайностей в моей жизни... практически не бывает. Вот и здесь. Девственности Соню лишили вчера поздно вечером, заманив в глухой переулок. По моему приказу. И сделали это обыкновенным огурцом. Так что первый мужской половой хуй, который увидела Соня, был мой. Вот и парадокс: девственности лишилась вчера, а невинности — сегодня. Порка только выглядела страшно, на самом деле Стелла умело имитировала её, а следы оставляла хна, коей был обильно смазан кнут. И толпа насильников — всё это были мои люди, вооружённые под своими плащами старпонами. Их задача была — не подпустить к девушке плебс и имитировать групповое изнасилование для дрон-камер. Так что максимум, что пришлось вынести Сонечке — это пару раз пососать пластмассу, пока мухобойкой отгоняли очередного наглого дрона. Зато теперь, опозоренная, потерянная, преданная, девушка мечтала только об одном — оказаться подальше от родных мест. И это желание я осуществлю, укрою её в своём дворце — Стелла уже отогнала Жасмин и втолковывает Соне условия стандартного двухгодичного контракта наложницы. Я любовался ею. Нет, не долго тебе в наложницах ходить. Узнаю чуть лучше и сделаю предложение.

     К слову, с Эльвирой тоже всё было договорено заранее. У неё как раз закончился контракт, а я всегда пристраиваю своих девочек. И путёвка в элитный корпус была, конечно, не ради этого мужлана, а чтоб обеспечить бывшей наложнице безбедное существование и длительные отлучки мужа.

     Рядом со мной устало откинулась на спинку диванчика Алиса. Томно оглядела наложниц и ткнула носком сапожка ближайшую, блондиночку Гретель. Молча указала ей на свою промежность. Моих Белокурых Стерв боялись все. И наложницы не были исключением. Побледнев, Гретель качнула своими четвёрочками и поползла разлеплять липы на костюме Алисы, а потом припала ртом к её половым губам. Алиса томно прикрыла глаза. Одной рукой она поигрывала своими сосочками, а другой протягивала мне невесть откуда взявшийся бокал:

     — Протеиновый коктейль, хозяин. Ультра-версия.

     — Фу, — заныл я. — А нельзя ли без этой гадости?

     Алиса сверкнула на меня ледяным, синейшим во всей вселенной взглядом:

     — Вам нужны силы, мой господин, — строго сказала она. — Силы и долгая эрекция. А так же море спермы, чтоб с ног до головы залить ею пять шалав в подвенечных платьях!