В детстве все мы испытывали поразительное ощущение чуда, которым был наполнен окружающий нас мир, пытаясь понять, откуда берутся гром и молния, почему деревья теряют листву осенью, и почему луна и звезды кажутся такими маленькими. Мы верили в те истории, которые нам рассказывали, независимо от того, были ли они волшебными историями или религиозными притчами. Мы грезили, и каждый день создавали наши собственные истории В глубине души все мы знаем, что мир гораздо страшнее, чем мы позволяем себе признавать под воздействием рациональных барьеров, которые сами же ставим перед собой. Принять эту истину, сидящую у нас в подкорке, значит впустить в себя безумие, первозданный хаос, который всегда скрывается где-то на границе нашего восприятия. Гораздо проще закрыть глаза и сделать вид, что его там нет. Если мы его не видим, значит он не видит нас.

     ***

Фаромир не стал церемонится с паразитом и решено было как только Подбели придёт в себя сделать Средиземское обрезание А иными словами отрубить хрен орку. Сейчас гондорец с омерзением смотрел на распростёртое тело орка внушительных размеров. Не успел Фаромир оклематься, как узрел блять картину до охуяния потрясающую. В шатре, где находилась Эовин, орк навалился на девушку, сопя и кряхтя трахал Эовин. Орк кончил и затрясся весь от оргазма, и в этот момент Фаромир, совладав с собой уебал по тыкве орку. Эовин плакала и прикрывалась руками. Фаромир успокаивал как мог гордую деву и вот теперь решил разделаться с Подбели.

     — Ты? — придя в себя, сказал орк
— Да я.
— Штопаный носок ты — рассвирепел Подбели — Твой брат говорил тоже — самое, но как видишь, испустил дух и отправился в ад. Тебя ждёт тоже — самое мерзкое отродье.
— Да пошёл ты, сука. Штопаный носок блять! Орк вырывался, но Фаромир хорошо связал его и, взяв топор, наклонил орка над деревяшкой, служившей плахой хую. Хрен Подбели отлетел на несколько метров и чёрная кипучая кровь оросила одежду гондорца
— За Эовин! Сказал Фаромир. Эовин же всё ещё всхлипывала в шатре. В очередной раз грубые лапы мяли её нежную грудь, в очередной раз вонючий член проник в киску и кончил в неё. Несчастные трусики снова вобрали в себя часть семени орка и девушке ни чего не оставалось как надеть их снова.

     ***

     Саурон отвёл Гринель место в конюшне, где по его планам к кобыле каждый день будут подпускать жеребца, и тот будет совокупляться с эльфийской самкой. Гринель ещё не осознавала, что для неё ад только начинается и что её не оставят в покое. В соседнем стойле стоял Жабриель. Он был спокоен, даже удивительно, словно он уже знал, что ему теперь не надо добиваться того, что бы покрыть кобылу. Смущаясь присутствия жеребцов, кобыла боялась писать при них. Однако терпеть она не хотела, ибо уже не раз терпела, когда её насиловали. Немного присев она подняла хвост и прогнулась. Тонкая струя мочи ударила не сильно, но достаточно шумно. Тем не менее, Жабриель делавший вид, что ему вообще по фиг на кобылу краем глаза наблюдал за ней. Ему было интересно то, как Гринель писала. В данный момент он не был возбуждён, но и смотреть так долго на кобылу он не мог.

     Гринель сгорая от стыда отошла в дальний угол стойла. Ей возможно больше чем жеребцам было непонятно, почему она тут одна и писает не как все красноглазые жеребцы. Один из орков по имени Злобюк притащил в обед ведро с водой и нассав в него поставил перед Гринель. Правда, за эту выходку получил от Саурона. Гринель отказалась пить, а сдохнуть Саурон ей не даст. Гринель по крайней мере избавилась от неприятного ощущения липкого семени в себе. Её больше не насиловали эти твари, до одурения причиняя ей боль. Но всё имеет свойство быть непостоянным...