Задание я получил и простое, но как посмотреть. Документы передал, а вот как вернуться обратно? Самолёт подбили на обратном пути, лётчик остался, пытаясь отремонтировать, и я тишком шёл по лесу. Пока у Вермахта егерей нет

     Лес то подступал глухой стеной к самой дороге, то отступал, открывая моему взгляду широкие серовато-коричневые торфяные пустоши, на которых тёмными пятнами выделялись небольшие рощи. Пустоши иной раз тянулись так далеко, что ограничивающие их далёкие леса выглядели толстой чёрной линией. Если лес был полон птичьим писком и пением, то пустоши были полны звуками, которые издавали всевозможные насекомые. В траве стрекотали кузнечики, в воздухе жужжали пчёлы, а крупные, поблёскивающие слюдяными крылышками стрекозы то и дело зависали над дорогой. Нередко встречались стайки коричневых дроф. Странные птицы — тихо высунутся из кустов, пробегутся, неловко ковыляя, и вновь скроются в зарослях.

     На прогалине я осмотрелся. С этой стороны до самого горизонта раскинулся мирный край; пологие долины, луга, заросшие сочной травой, дремучие леса. Вся эта природная красота была сейчас мягко и нежно посеребрена луной. Здесь царил мир, а правили — спокойствие и умиротворенность. При взгляде на эту благодать я почувствовал в себе нечто странное, но спустя секунду уже понял, в чем тут дело. А когда понял, не смог не удержаться от горькой усмешки. Ведь я сейчас стоял на границе раздела жизни и смерти, не той, которая проходит в сознании человека, балансирующего на грани смерти, а на реальной границе, проходящей по этим серым камнях, лежащих у меня под ногами. Со стороны большого села, где металось пламя, и неистовствовала разъяренная толпа, жаждавшая крови, а пока громившая сельсовет и магазин, раз тут безвластие, меня ждала смерть, а здесь, среди тишины, залитой серебряным светом, даже воздух был пропитан жизнью. Я прошёл дальше, подремал до рассвета и через пару часов вышел к реке.

     И вот излучина реки. Какая-то девушка подошла к реке и положила что-то вроде покрывала. Я вышел из леса и поздоровался. Она негромко ахнула, но я показал свои документы и чётко объяснил, что самолёт наш подбили. Она тогда: «Есть хотите?»

     — Красавица, не нужно меня долго уговаривать, — пошутил я. Она звонко расхохоталась. Мы поели, чдесная домашняя колбаса, варёные яйца, лук, огурцы, картошка — я всё сметал с этого импровизированного стола. Потом мы разговорились, она окончила мед. училище, два года поработала в больнице, поехала сюда в отпуск, отдохнуть в тишине, а тут война. Ну что, пошли искупаемся, жара несусветная. В Белоруссии даже некоторые болота высохли, вот танки Готта и прорвались.

     Накупавшись от души и хорошенкьо освежившись, мы вновь перекусили и ушли в кусты, чтобы переодеться. Девушка вышла из реки, вытерлась полотенцем и стала переодеваться. Меня она не видела и я мог полюбоваться... Округлые бедра, маленькие ножки, обутые в изящные туфельки... Воображение тут же услужливо дорисовало остальные детали стройного девичьего тела. Больше я не мог сдерживаться. Галифе, нательная рубаха слетели с меня в одно мгновение. За ними полетели на пол ее туфельки, а её юбка взметнулся наверх, представив моим глазам изящество столь тонко вылепленной природой женской фигуры. Сознание еще отметило плавный переход узкой талии в крутые бедра, лакомую форму ягодиц, напоминающих персики, стройность ног, но потом во мне встал в полный рост самец. Руки скользнули по нежной коже ног, затем по гладким бедрам и тут я почувствовал, как она вздрогнула всем телом. Обхватив бедра, я резко стянул её рейтузы, сильно потянул ее на себя, а затем нагло и грубо вошел в нее. И, как ни странно, она совсем не возражала!

     Она вдруг разрешила кончить в неё — сегодня безопасный день, она как медик точно уверена. Затем мы вновь искупались и сидели в тени. А раз мы оба успокоились, то стали беседовать. Светлана спросила меня насчёт постоянной гегемонии англосаксов, например в Индии и в Африке, сколько у Великобритании подвластных терроиторий. Я объяснил:

     — Что такое лидерство или почему англосаксы правят миром? Дело в том, что у них ото всех в качестве одного из основных, если не основного критерия отбора требуется лидерство. Дело в том, что под «лидерством» в 80 процентах случаев подразумевается вполне определенная вещь — инициативность. Умение самому формулировать цели, прежде всего перед самим собой и достигать их. Это с точки зрения англосаксов — качество золотое и именно его они ждут от тех, кто пытается к ним попасть. Вот там, у них, мы имеем дело с принципиально иной формой организации общества, прямо противоположной СССР. У нас система основана на тотальном, абсолютном подавлении индивидуальной человеческой инициативы. На этих проклятых Богом землях инициатива наказуема и за ее проявление тебя уничтожат в превентивном порядке. Подчеркну, что речь идет не о посягательстве на власть, а вообще о любой, так просто не санкционированной сверху активности. Ты мне не веришь? Ну вот как пример, послушай...

     — Иногда так доходит до анекдота — когда собирать урожай? Когда обком партии прикажет. Но вот тут урожай ещё спеет, а вот тут стал гореть. Это должен решать агромномы, а не обком партии, понимаешь? Страны англосаксонские устроены ровно противоположным образом. Управление здесь осуществляется не через подавление индивидуальных инициатив, а наоборот — через их поощрение и селекцию. После этого смотрят — какие инициативы идут снизу — от земли. Ну а дальше уже выбираете, каким дать зеленый свет, какие взять на заметку на всякий случай, а какие — притормозить от греха подальше. Чувствуешь разницу? Это логика селекционера, а не инженера. Логика, основанная на глубоком уважении к реальности, а не к начальственным замыслам, логика, пляшущая от того, что реально есть. Это модель, целиком и полностью опирающаяся на индивидуальную человеческую инициативу. И мне видится нечто глубоко закономерное в том, что именно третья, англосаксонская модель ведет к мировой гегемонии.

     — Евгений, ну ты и выдал речь, аж страшно, — какие у неё стали большие глаза.

     — Света, а вот ты не изображай из себя наивную чукотскую девушку или медсестру. Ты дочь секретаря Воронежского обкома партии и специализируешься на экономике производства, правильно? И не открывай так свой ротик, а то я не удежусь и что-то в твой ротик засуну... Вот выйдешь замуж, тогда узнаешь, что это такое...

     — Евгений, ты развратник и негодяй, — Света засмеялась. И я уже была замужем... И не нужно меня пугать, я тебя не боюсь, ты хороший...

     Потом мы переместились в домик лесника — она его внучка. Отца забрали в армию — он член Военного совета армии. И вскоре в армию и её жениха и её бывшего мужа... Она тут одна и страшно ей и что делать... Я целую ее лицо, ласкаю грудь, пока она не становиться упругой... Ее длинные стройные ноги обхватывают мои бедра и давят, вынуждая проникнуть в нее до конца. Замираю на какое-то мгновение, наслаждаясь, но вот нетерпеливый рывок ее бедер, он заставляет меня снова начать движение. В какой-то момент нежность исчезает, на ее место приходит животная страсть... Мы лежим поверх смятых простыней. Одеяло с подушками на полу. Ее голова у меня на плече. Ласкаю ее сосок и шепчу ласковые слова,... Важны сейчас не сами слова, а тон и нежность...

     Утром я вышел на крыльцо — какой чудесный утренний воздух леса. Неожиданно потянувший с полей ночной ветерок принес горьковато-пряный аромат разнотравья. Глубоко вздохнул, и мне показалось, что живительный воздух прошел не только сквозь легкие, но и омыл мою душу. Вместе с ароматом луговых трав в меня вдруг вошло нечто важное, подобное открытию или пониманию того, к чему человек шел, мучительно пытаясь понять, что с ним происходит. И вдруг понял, что во мне прямо сейчас рассыпался в прах, внутренний барьер рухнул. Ночью. Это была невероятная страсть.

     За ночь мы предались страсти три раза, но вот кончать мне — только в её ротик. Медик! С душой экономиста! Ох и Света!

     После завтрака мы пошли по дороге и нас подобрала какая-то шальная полуторка. Да тут, на нашей уже территории полное безвластие, ни войск ни милиции. Но к вечеру мы уже были у окраин Москвы. Света сразу нырнула в метро. Прощай, умница и прелесть Светочка. Мы пойдём по жизни разными путями... Ты — девушка из высшего общества, так сказать...