Мы устроили пикник на берегу.

     Море, словно ластясь, нежно лизало песчаный берег, тихо перешептываясь с пальмами. Лапчатые исполинские деревья мягко роняли в теплый песок кокосовые орехи. Доносился негромкий всплеск волн и отдаленный шум прибоя у рифа.

     Я лежу на спине и рассматриваю белые, точно клубки сладкой ваты, сахарные облака. Тихо, спокойно в этом райском уголке... мягко шуршат волны...

      — Хорошо...

     Вениамин вздохнул, вдыхая солоноватый воздух.

      — Да-а-а... — тихо отзывается он.

     Я поднимаюсь на локте и разглядываю его: жгучий брюнет, черные брови вразлет, орлиный профиль. Он полулежит, опираясь на локоть, вторая рука — на ноге, колено под прямым углом. Влажный бриз играет волосами — мягкими, летучими, которые спадают волной на плечи. Вениамин смотрит как вдали на лазоревой глади моря качается белый парус яхты: брови нахмурены, веки полуопущены, большие черные томные глаза прикрывают густые длинные ресницы... Он не замечает моего взгляда.

      — Мне никогда и нигде не было так хорошо, — наконец произнесла я. — Спасибо, что привез меня сюда...

     Он повернулся на мой голос и улыбнулся.

      — Ну, какой разговор, Вика... я хотел, чтобы ты хоть немного развеялась.

     Вениамин смотрел на меня с тоской. Я уловила во взгляде не только грусть, но и какую-то жалость, словно я нуждалась в сочувствии.

      — Ты все еще переживаешь из-за этой глупой истории?

      — Глупой истории? — деревянным голосом переспросила я. — О, пожалуйста, Веня, прекрати. Ты портишь мне настроение.

      — Я порчу ей настроение, — на его лице появилась болезненная гримаса. — Отлично...

     Правда, чего я на него взъелась? В конце концов именно Вениамин согласился помочь, когда меня чуть не сцапали менты. Хорошо, что все обошлось, и те олухи поверили, что я была с ним в ту ночь...

     Я почувствовала, что густо покраснела. Чтобы он этого не заметил, я поспешно поднялась и зашагала в сторону рифов.

     Стемнело внезапно, как всегда в тропиках, и мягкое теплое дыхание ветра играло в волосах.

     Я резко обернулась. За спиной стоял Вениамин. У меня перехватило дыхание. Я отскочила назад, но вынуждена была остановиться — дальше уже была самая кромка воды.

     Он приблизился ко мне.

      — Я испугал тебя. Прости, не хотел. — Голос был спокоен. Казалось, он не испытывал никаких эмоций.

     Мы молчали.

      — Я не хочу туда возвращаться...

      — Вика, тебе не обязательно возвращаться. Мы что-нибудь придумаем... Все будет хорошо...

     Его рука скользнула по моим волосам. Я откинула голову назад, молча, испытующе посмотрела Вениамину в глаза. Наши взгляды встретились.

     И тут с нами что-то случилось. Обычно в таких случаях говорят: «пробежала искра»... Мне же показалось, что это был мощный электрический разряд.

     Сердце затрепетало. Волнение охватило меня, отозвавшись трепетом в груди. От его близости у меня возникло такое чувство, словно земля уходит из-под ног.

      — Ты это мне говоришь, или себя успокаиваешь?

      — Конечно, тебе, — прошептал Вениамин склоняясь надо мной.

     Наши глаза напротив, но это длилось только мгновение...

     И тут неожиданно как бы прорвав плотину неба, хлынул дождь. Это даже нельзя было назвать дождем, — это рушилась на землю масса воды, сплошная и неудержимая. Настоящий тропический ливень.

     В одну минуту мы вымокли с ног до головы. Спотыкаясь и скользя бросились спасать наши вещи, увязая ногами в набухшем песке. Ливень бешено колотил по промокшей, прилипшей к телу одежде.

     Пляжный домик выдавался в сторону берега просторной верандой. У самого дома я поскользнулась и чуть не сорвалась с кручи, но Вениамин успел схватить меня на лету. Я задержалась в неожиданном объятии. Блеснула молния, и я увидела его мокрое лицо. Грянул гром. Я на миг прижалась к нему всем телом, мои губы уткнулись в мокрую рубашку. Ливень поливал нас сверху.

     Я отстранилась:

      — Спасибо, Венечка!

     И мы побежали дальше, согнувшись под тяжестью наброшенного сверху мокрого покрывала.

     В доме было сумеречно. Иногда вспышки молний освещали обстановку. Хотя внутри было тепло, я поежилась от холода. Вода стекала с нашей одежды прямо на белый ковер, оставляя на нем мокрые пятна и грязные разводы.

      — Пойду, переоденусь, — сообщила я, стуча зубами от холода.

     У себя в комнате я стянула промокшую и грязную от песка блузу и переоделась в водолазку.

     Стихия разбушевалась вовсю. Море волновалось. Ветер рвал беззащитные пальмы. Изредка раздавался гром, и я непроизвольно вздрагивала от его грохота.

     Я поняла, что мысли о том, что «перемена обстановки» успокоит, были самообманом. Радость, охватившая меня на берегу, рассеялась как утренний туман. Я прошла по комнате. Чувствовала, не хочу больше жить. Подошло бы сейчас что угодно, даже ножницы из ящика стола. Очнувшись, я обнаружила, что держу в руках эти самые ножницы и рассеяно их рассматриваю.

     Вениамин схватил меня за запястье и отвел руку за спину. Я непроизвольно сделала шаг вперед и оказалась прижатой к его груди и ощутила его тепло в прохладе наступающего вечера. Оно сладкой истомой разлилось по всему телу, его запах опьянил меня.

      — Что это ты задумала? — Голос, полный тревоги, будто разбудил меня, а сильные руки обезоружили, лишив злополучных ножниц.

      — Вот только, пожалуйста, не надо сейчас ничего говорить... — умоляюще прошептала я. — Я и так знаю, что ты скажешь! Молчи, я прошу тебя, — я отодвинулась и ушла в другой конец комнаты.

      — Вика, ты вынудила меня подтвердить свои слова...

      — Хватит...

      — ... я наплел какие-то небылицы насчет того...

      — Хватит!

      — ... что ты делала утром, когда убили Марину! Черт ее побери, кем бы она ни была!

      — Хватит!!!

      — ... и ты просишь меня, ничего не говорить?!

     Вениамин стоял у окна и его торжественно и жутко озаряли вспышки молний. Задумчиво походил туда-сюда, засунув руки в карманы брюк. Бледный и напряженный, он, похоже, не находил слов, чтобы выразить обуревавшие его чувства.

     Дождь все еще лил стремительно, колючими струями. Ветер рвался вперед, нагоняя на берег холодные волны.

      — Скажи мне, что с тобой происходит? Я хочу, чтобы ты все мне рассказала, потому что должен знать, что мне делать дальше...

      — Уезжай! — выговорила я. — Уезжай. Только не лезь в это, прошу тебя.

      — Так нельзя, Вика, — сказал он суровым, но сдержанным тоном. — Кажется, мы договорились действовать сообща.

      — Сообща? Не заговаривай мне зубы! Мы не можем договориться даже о мелочах, не говоря уже о том, чтобы выработать стратегию! Это крах! Окончательный провал, Веня! Все! Понимаешь? Все!!

     Внезапно слезы подступили к глазам и хлынули градом. Они скатывались по щекам и противно текли по шее, за воротник. Слезы мешали мне видеть.

      — Уезжай сейчас же! — Я вытирала их кулаком и торопливо бормотала: — Я не стану ничего объяснять... Мне не нужна твоя помощь, пропади ты пропадом. Та машина случайно сорвалась с обрыва... это был несчастный случай...

      — Расскажи это кому-нибудь еще! Ты так заставишь меня верить в привидения... Что за высокое самомнение!? Зачем ты во все это влезла?...

      — Да твое какое дело! — заорала я и со всего размаху рухнула на кровать, закрывая лицо ладонями.

     Я слышала, как Вениамин вздохнул, потом подошел ко мне и сел рядом. Я убрала руки от лица и внимательно посмотрела на него, перебегая глазами от черты к черте. Он был красив: распахнутый ворот, горящие во мраке глаза и упавшие на лоб пряди волос.

     Погладил меня по руке.

      — И потом... Я считал, что не лгу полиции. Ведь, если на то пошло, ты вполне могла оказаться со мной в ту ночь. Правда? — Вениамин перешел на шепот и дотронулся до моей щеки.

     Я смотрела ему в глаза, не в силах оторваться от их влекущего омута.

     Его пальцы касались осторожно и нежно моей кожи. Рука скользнула по водолазке и нащупала грудь. Я не возражала, только закрыла глаза, вздохнула и подвинулась немного. Он лег рядом. Я сплела свои пальцы с его пальцами. Мы без слов прильнули друг к другу. Он неспеша целовал меня, нежно лаская мои губы своими. Поцелуи становились все жарче, все яростнее...

     Жарко и нежно целуя меня в шею, он шептал такие безумные слова, такие горячие...

     Он никак не мог вздохнуть. Что-то стесняло грудь и дыхание вырывалось наружу едва слышным хрипом. Но больше стесняли мои губы, настойчиво ищущие его губ. Стесняли мои руки, бесстыдно подбирающиеся к самому центру его мужской силы. Вся я сама по себе стесняла его: ароматом кожи, блеском глаз, правильностью линий полуобнаженного тела.

     Он зарылся лицом мне в плечо, прикасаясь губами к пульсирующей жилке на шее. Его теплое дыхание щекотало кожу, полураскрытые губы ловили мочку уха.

      — Я хочу тебя, Веня... — шепнула я ему на ухо...

     Я уже стащила с него рубашку, — теперь та оранжевым комком лежала на ковре. Руки скользнули под футболку, царапая ноготками кожу, губы искали его губ... почти нашли... чуть промахнулись...

     Я потянула его за волосы и, поцеловала взасос, поработав во рту языком. Мои руки сомкнулись на его шее, пальцы взъерошили волосы.

      — Мне мешает твоя чертова водолазка... — выдохнул наконец Вениамин. Он всячески изворачивался, отодвигая в сторону воротник моей кофты, гладя мою шею, едва касаясь губами щек, уголков губ.

      — Так разрежь ее... — предложила я, протягивая несостоявшееся орудие самоубийства и чувствуя, как прохладный металл касается горячей кожи.

     Когда с водолазкой было покончено, он принялся осыпать меня быстрыми, горячими поцелуями, захватывая губами то одну, то другую грудь, впиваясь в соски. Его дыхание было прерывистым. Искусно целуя и поглаживая каждый открывающийся сантиметр смуглой кожи, он спускался вдоль моего тела, долго ласкал бедра.

     Я остановила его, и стала сама ласкать его. Осторожно коснулась пальцем головки, и он сразу отреагировал на мое прикосновение. У него перехватило дыхание. Я расслышала тихий полувздох-полустон.

     Смеясь, я все повторяла и повторяла свои ласки, а он снова обхватил мою грудь и теперь уже грубовато мял соски пальцами.

     Приподняв меня, он обхватил бедра, опрокинул меня на спину и впился в губы. Я с силой сжала руки за его спиной, тихо вскрикнула, и вот уже наши тела слились в одно целое.

      — Ты играешь... с огнем... Веня... да... м-м-м... О, да Венечка!..

     Он приложил палец к моим губам. Губы жадно раскрылись и я чуть прикусила его.

     Кровать подо мной подымалась и опускалась и вновь подымалась, как по синусоиде от его ритмичных, неспешных движений.

     Он обнял меня и остановился... Я опутала его руками и ногами, сжалась вокруг него. Мы чувствовали друг друга каждой своей клеточкой, каждым нервом...

     Он стиснул меня в объятиях так сильно, что стало больно.

     Я прикрыла глаза...

     Мы кончили одновременно и, наверно, очень громко кричали...

     ... Молоденькая пальма у веранды шаловливо машет листьями, заигрывая с серебристой лунной дорожкой на ребристой глади моря.

      — Ты уверена, что все прошло как надо?

      — Да. Кажется... Они тоже все разъехались. Таша — в Трансильвании. Даша — в Берлине. Саша — в Париже. А Маша — на Бора-Бора... Думаю, что Интерпол еще поломает голову, пытаясь связать нас с этим убийством...