Документы нам принёс Барт. На очередной вечерней стоянке он вернулся из бара, положил пару пакетов с едой, подмигнул нам.

     — Ну, готовьтесь! — Марта обрадовано схватила один из пакетов, утащила на второй этаж. — Я вас позову.

     — Привет тебе от Ло. — Барт протянул Софии запечатанный конверт. Она взяла его, спрятала, сделав вид, что главное это происходящее наверху. Но я уже знал её хорошо и видел, как она волнуется, получив этот конверт.

     — Ваши документы готовы. Осталось только соединить вас с вашими документами. — София показала пальцем наверх, где возилась Марта. — Будет немного больно, но зато будет гарантия на все сто процентов. Ты первая. — Валерия поцеловала Софию, поднялась, чуть прихрамывая, пошла наверх.

     Пару дней назад, на дневной стоянке в одном из городков, в кабину залез неприметного вида человек, что-то буркнул нам, стал раскладывать инструменты. На мой немой вопрос София кивнула на Валерию.

     — Будем бороться с пережитками прошлого. — Она потянула Валерию к дивану. — Ложись, а ноги положи вот так.

     — Что он будет делать? — Забеспокоилась она. Всё это время преображения она воспринимала это легко. Нет, чуть нервничала, но не сильно. А тут явно запаниковала.

     — Он будет выводить тебе татуировку. — Марта стала протирать подошвы ног обеззараживающей тканью. — Ведь тебе не нужна такая память?

     — Но сначала давайте я вам осмотрю. — В руках татуировщика появилась что-то среднее между пистолетом и фонариком.

     — А это не больно? — Валерия приподнялась.

     — Не больнее, чем дуновение ветерка. — Неожиданно улыбка изменила его лицо, сделав привлекательным. — Не больнее. Вам даже понравится.

     Осмотр он вёл тщательно. Начал с головы, просветил всё тело, удовлетворённо кивая головой, но когда дошёл до голени и пошёл дальше к татуировке на подошве, лицо его стало сосредоточено.

     — Что-то не так? — София, сидевшая за нашими спинами и читавшая письмо, быстро среагировала на изменение его лица.

     — Есть определённые проблемы. — Он присел, погладил по подошве пальцами. Валерия, не смотря на напряжённую ситуацию, захихикала. — Щекотно?

     — Да. — Валерия вытянула шею, стараясь рассмотреть, то, что рассматривала София.

     На небольшом экране виднелась какая-то паутинка, обхватывающая всю подошву Валерии, уходя вверх по ноге. Тонкая-тонкая, она больше напоминала отблески на воде.

     — И что это? — Чуть не хором спросили мы.

     — Внедрённая идентификационная метка. — Он посмотрел на нас, на лежащую Валерию. — Вы знали об этой метке?

     — Нет, не знала. Откуда? — Валерия села на диване. — Как татуировку делали, помню, а вот про метку... Я ничего не знаю про эту метку. И что это такое?

     — И, очевидно, не могли помнить. — Он сложил инструмент, стал его упаковывать обратно, явно собираясь его убрать. — Это вживляется новорожденному и растёт, живёт вместе с ним. Записывает всё, что происходит в организме. — Он достал какой-то другой прибор из своего чемодана. — Это дорогое удовольствие, даже сейчас. Обычно это делается при рождении в очень богатых семьях. Взрослым не внедришь такую.

     — Снять? — София смотрела на Валерию, явно что-то рассчитывая. — Определить?

     — Снять её невозможно. Умирает только вместе с носителем. Эта метка уже часть носителя. Так решили её родители. — Специалист по татуировке кивнул куда-то вверх. — Определить метку возможно только при тщательном личном осмотре специальной аппаратурой, которой не так много.

     — А это значит?

     — Значит, что ходите спокойно, не дёргайтесь. Общие сканеры это не уловят.

     — Погодите! — Я вспомнил, как на причале к Валерии тянулся наёмник с идентификатором. — А если известен личный код разыскиваемого? Он же настроен на код?

     — То достаточно и простого идентификатора. — Специалист внимательно посмотрел на меня, Валерию. — Вот так? Уже проходили?

     — Есть даже образец. — Я сбегал за идентификатором в сумке.

     — Ну-ка, ну-ка. — Специалист вытащил ещё какой-то приборчик, уселся на диван. — А ноги на землю не спускай! — Валерия решила спустить ноги и сесть. — Я с тобой ещё не закончил. К тому же, чем меньше у тебя будет крови в ногах, тем лучше. — Увидев, как дёрнулись у неё брови, усмехнулся. — Ничего страшного, милочка, ничего страшного.

     Татуировку Валерии сделали роскошную, полностью отвечающую её новой внешности. Даже мне понравилось, хотя татуировка на теле вызывает во мне некоторую брезгливость. Не знаю почему. Уходя, специалист посоветовал носить на щиколотке, на поясе что-нибудь металлическое — украшение, пояс с крупными клёпками из разных металлов или ещё что-то. «Цепь контейнерного замка" — пошутила Марта, укладывая Валерию обратно на диван. Эту временную татуировку следовало обрабатывать ещё некоторое время раствором для фиксации.

     — Ты как, готов? — София прижалась ко мне, заглянула в глаза. Что-то не пойму я её. То гонит, то теперь, вот так открыто, прижимается? — В город мы не поедем, высадим вас на остановке. А там сами. Адрес помнишь? — Они дали нам адрес, если нам деваться будет некуда. Хотя у нас с обеспечением было всё нормально. У Валерии оказалась пачка универов, золотых бонов, которую капитан сунул ей перед отправкой с «Лупина». Так, что поселиться в гостинице, прожить там в течение месяца нам хватило бы. Но, это явно не понадобится. От центра города до поселения, где у капитана дом, совсем ничего — час езды на рейсовом автобусе. На такси двадцать минут.

     — Я готов. — Какая она приятная на ощупь, кожа у Марты, всё таки, погрубее. — А что пишет Ло?

     — Это личное. — Улыбнулась она. — Но он надеется, что у вас всё будет хорошо.

     Марта выглянула в открытый люк, кивнула мне.

     — Давай, поднимайся. Твоя очередь. — Улыбка у Марты была подбадривающая. — Валерия уже готова.

     Краткий инструктаж, подсоединение каких-то проводов к телу и получасовое лежание под неспешную лекцию о правилах выживания в большом городе, когда на тебя идёт такая большая охота. Наконец, аппарат хмыкнул, выдавливая из себя готовый документ. Есть! Теперь мы полноправные участники программы по переселению. Покрутив документ в руках, я сунул его в пакет к небольшой сумме денег. Документы это важная вещь для нас, беглецов. Ведь не исключено, что у дома капитана сидит засада из наёмников или полиции, которую наёмники каким-то способом привлекли к нашему поиску. Да, и прочие желающие нажиться сдали бы нас. Не измени мы внешность. Действующие же документы только как дополнительная защита к нашему новому облику. На что и будем опираться в дальнейшем.

     Расставание было коротким. Мы обнялись, женщины немного расстроились, а отходящий трейлер обдал нас облаком пыли. Мы остались стоять на автобусной остановке, которая серебряным куполом с крупной буквой «Т» явно выделялась на фоне серого строительного пейзажа. Город, в который мы должны были нырнуть, чтобы затеряться, рос, поглощая земли вокруг тяжёлой поступью высотных зданий. Городской наземный транспорт самый безопасный способ передвижения, как заверяла София, для людей которых ищут. В метро соваться не надо, так как там система контролирует не только внешность, но и содержимое сумок, а наземный городской транспорт ещё долго не будет оборудован такой системой. Дорого для владельцев частных транспортных компаний, да и не нужна она там. Если и существует преступность в общественном транспорте, то она незначительна по сравнению с преступностью в районах на окраинах. Всё как везде. Новая планета, а болезни старые.

     Водитель бросил равнодушный взгляд на нас, скривился, буркнув под нос что-то вроде «опять эти мигранты!» и закрыл двери автобуса. Валерия, а по новым документам, Саманта, крутила головой, с любопытством рассматривая наплывающий город. Жозе, а это моё новое имя, смотрел на скачущую в пространстве рекламу. Среди всего этого вороха ненужных магазинов, центров, была только одна хорошая информация, которая взбодрила меня. Мы сможем обменять боны, пусть даже и с потерей, но уже в наших кошельках ...

 

     будет местный универ. Центр города навис над нами, сузив небо до просветов между небоскрёбами. После широких пространств, по которым мы мчались в течение этих десяти дней, было немного не по себе от таких узких колодцев городских улиц.

     ***

     Она была красавицей. Мои тётушки и дядька, обсуждая какую-то тему про нашу соседку с мужем, так и говорили — красавица Лебедева. Для меня же она была просто Богиней. Высокая, статная, с правильными чертами лица, она и ходила, как мне тогда казалось, по-особенному, плавно, неспешно. Ноги её, которые она не скрывала длинными юбками, манили за собой стройностью и лёгкостью, подтягивая взгляд выше — к стройным бёдрам. Единственной частью тела, которую она прикрывала от взгляда жадных мужских глаз, была грудь. Но разве можно спрятать такую вот красоту? Что не одевай, её четвёртый номер гордо заявлял о себе, выпирая бугорками на любой одежде.

     Развалившись как-то ранним вечером на дереве, благо толстые ветки позволяли там лежать, я смотрел на горизонт, думая о будущем. Что мне делать дальше? Оставаться тут у дяди или пойти в мир. В тот большой мир, где большие корабли переносили тысячи и сотни людей между обитаемыми мирами, работали планетарные платформы, существовала жизнь, отличная от этой, которой я жил. Поэтому, тонкое облачко пыли я не заметил и очнулся от мыслей, только тогда, когда её квадроцикл влетел на нашу аллею. Богиня пролетела мимо меня, сделала полукруг у крыльца и остановилась в облачке пыли. Пыль, вообще, у нас осенью везде. Большие площади посевных убираются, ветер выбивает мелкие частицы, которые и формируют такую пыль — везде проникающую, липкую, раздражающую своим присутствием.

     — Фу! — Она сняла шлем, мотнула головой, расправляя смятые шлемом волосы. Русые волны рухнули на плечи, вспыхнув в лучах садившегося солнца. Я замер. Рассматривая соседку, как одну из красивых женщин, у которой есть всё, что мне нравилось в женщине — фигурку, грудь, аппетитную попку — я выделял её среди моих объектов вожделения. И вот сейчас, эта вспышка ударила по глазам, нырнула в меня, проскочила по нервам, будоража их, свернулась клубком в мошонке, чуть не уронив меня с дерева. — Соседи! Выручайте! Конвертор барахлит!

     — Привет! — Дядя спускался с крыльца, распахнув объятия. — Рад тебя видеть! Сейчас починим!

     — Привет, Коля! — Вот скажи, почему именно так надо звать меня? Но я свесился с дерева и помахал рукой. Тем более, что с такой позиции мне было более отчётливо видно, что сегодня Богиня не поддела ничего под комбинезон. — Я у вас тормознусь на ночь?

     — О чём разговор! — тётушки высыпали на крыльцо, стали обниматься, чмокать её в щёки, вызывая зависть. Нет, я мог подойти, чмокнуть её в щёчку тоже. Но я не мог. Я боялся, выдать себя. Стоило только приблизиться к ней, как мой маленький помощник тут же начинал расти, выпирая. Ну, ничего я не мог с собой поделать! От неё шло что-то такое, что рвало у меня голову!

     Ночью, когда звёзды особо яркие, сидеть и смотреть на них очень приятно. В эту ночь я проскользнул мимо собак, отметивших моё присутствие ленивым движением хвостов, прошёл по аллее, чуть дальше своего излюбленного места на дереве, и устроился в зарослях сныпа. Снып такой кустарник с мелкими ягодами. Тётки высадили его много, пряча в тени других деревьев, но ягоды мы не ели, а собирали после полной луны и отдавали приезжавшему за ними Кану. Он обменивал их на патроны и ещё что-то, что нужно нам было по хозяйству. В это снып я и нырнул, намериваясь полежать голышом на природе, хорошо, что осень была ещё тёплой, а заодно и выпустить накопившийся внутри табун сперматозоидов, возбуждённых появлением моей богини в нашем доме. Тем более, мне удалось, на мгновение, увидеть её голой, вытирающейся после душа. М-м-м-м-м!!! Вы видели когда-нибудь статуи богинь древности? Тёмных времён или, скажем, времён просветительского периода? Нет? Жаль. Тогда вам трудно понять, ЧТО я видел. Эти плавные переходы чуть пухлого живота внизу в маленький квадратик русых волосиков между ног, бёдра, обволакивающие мозги своей красотой линий, стоявшие тяжёлые груди с крупными кружочками на концах. Нет, не висевшие, а именно стоявшие, выпирающие, возвышавшиеся, гордо и стройно. Я чуть не упал тогда, отчего теперь имел твёрдое намерение выпустить табун, вспомнив мою богиню, промакивающую тело полотенцем.

     — Тут никого нет. — Этот голос ударил по моим нервам, сжав мир вокруг. А я ведь расположился уже. Одежда была сложена рядом, я лежал, раздвинув ноги, уже поглаживал мошонку, с томлением ожидая того момента, когда член набухнет и можно будет обхватить его своей горячей ладонью. — Иди сюда.

     — Снып в сыром виде опасен. — Кто там с ней? Я сжался, а член стал расти помимо моей воли. — Просто на несколько часов, а пару ягод...

     — Вот и поедим. — Она хохотнула — тихо, ласково, затаскивающее сознание в какой-то неведомый мне мир ощущений, от которых по телу побежали мурашки, а внутри табун превратился в бушующее море. Ведьма! Внезапно в моей голове всплыло это слово, услышанное в городе, когда две женщины обсуждали прошедшую мимо них мою Богиню. Да, точно! Я сжался ещё сильней, прикрывая член обеими руками, словно боялся, что он засверкает, так как мимо меня проскользнули две фигуры — Богиня и ещё кто-то. Но кто? И что они тут делают?

     — Давно тебя не видел. — Мужчина обнял её, стал целовать её губы, руками подхватывая под попку. Он её лапал!!! Мою Богиню! Словно я соседских девчонок. Но те шутливо отбивались, хихикали, а она просто стаскивала с него штаны, позволяя его рукам нырять за резинку трусиков!!! Я напрягся. Гнев и ревность ударила в мою голову! Чтобы как-то погасить этот пожар, не выдать себя в этот момент, я схватил ягоду сныпа, раздавил её кислую водянистую горошину языком. — Сладенькая моя.

     — Мои маленький ласкун. — Она присела, стаскивая штаны с него. Член мужчины, уже набухший, повис прямо перед е лицом. Да, что это со мной? Во рту стало так кисло, что я тихо выплюнул раздавленную ягоду, вытер сок с губ пальцами. Какая гадость этот снып! — Соскучился!? — Что она делает? Как? Брать в рот член? Я содрогнулся.

     — Кисонька моя. — Мужчина погладил Богиню по голове, делая движение чуть вперёд. — Не останавливайся.

     — Как можно? — Она оторвалась, облизнулась. Да, да. Облизнулась. Мне с моей позиции было видно всё, а меня нет. Полная луна просвечивала сквозь редкие кусты, а я лежал в тени большого дерева, в таком густом кусте, что с расстояния двух шагов меня не было видно. Это место я давно присмотрел для спокойного времяпрепровождения с самим собой. Отчего сейчас, лёжа, я пялился на них, сжимая одной рукой член, одеревеневший от чувств, бурлящих внутри меня, другой гладя мошонку, также требующей внимания. С одной стороны, секс между мужчиной и женщиной, а именно это, как я понимал, сейчас я видел, с другой стороны, мужчина занимался сексом с моей Богиней!

     Внезапно, губы мои одеревенели, во рту также пропала чувствительность, а мошонка и член стали как замороженные. Что за дела? Я попробовал пошевелить рукой, но не смог и пальцем двинуть. А они шли дальше, открывая мне тайны взрослой жизни, которая у меня сводилась только к сексу. () Есть секс — взрослый. Нет секса — маленький. Ребёнок ещё. Оторвавшись от его члена, она откинулась на спину, приподняла попку, стаскивая с себя трусики. Он же, наклонившись, теребил её груди, пальчиком выводя круги по её тёмным кружочкам на грудях.

     — Ты меня не перевозбуди. — Она стянула трусики. — Ты же знаешь, что будет потом.

     — Знаю. — Он нырнул между её ног, забелев спиной в лунном свете. Она же, раздвинув ноги, двигала коленками, выделывая какие-то неправильные круги. Руки её гладили плечи мужчины, ерошили волосы на голове, прижимали голову, стараясь протолкнуть глубже между ног. А рот превратился в тонкую линию. Только когда она перехватила воздуха, я понял, что она сдерживала себя, чтобы не кричать.

     — Иди, я больше не могу. — Она рванула его за волосы, отрывая его от себя. Ого! Какой у него стал член! Он вытянулся и тень от него покрывала всё её тело. — Иди ко мне!

     — Сладкая! — Он подхватил руками её под попку и с размаха всадил свой кол в неё! Он же её проткнёт! Я попытался двинуться, крикнуть, предупредить её об угрозе, но не смог. Тело всё стало не моим, чужим.

     Внезапно я прыгнул к ним. Просто так лежал, а потом уже стоял рядом невидимой тенью, видя, как он входит в неё, а она хватает воздух, задерживая стон, дрожащими руками прижимает его к себе. А потом я нырнул между ними, растворился в их дыхании, в её сладком поте, дурманящем запахе плоти, чувствуя, как он движется в ней, а она всё больше возбуждается, теряя контроль над собой. А потом нырнул к ней в самый низ живота, завис у волосков на лобке, цепляясь за них, наслаждаясь их ласковостью. Это длилось долго, всё время, пока он не откинулся назад, зажав её бёдра в своих руках. Этот их взрыв, прервавший моё висение между ними, сжавший их прерывистое дыхание до одного мощного выхода, откинул меня высоко вверх. К самой луне, откуда я и рухнул в своё тело, ужасаясь исчезновением их тел, растворившихся причудливыми фигурами среди кустов.

     Я лежал на том же месте, где и лежал. Руки, тело ныло, сведённое неведомой мне силой. Ночь кончалась, показывая мне, что пролежал я тут, как минимум, часа четыре. Язык с трудом ворочался, а член торчал как самая высокая гора нашей планеты, явно не собираясь опадать. С трудом собрав одежду в охапку, я протащился до дома, сдерживая стоны, забрался себе в комнату. Где и упал на кровать, не в силах больше двигаться. Даже не прикрылся одеялом, скрывая свой торчавший кол. Так и пролежал до утра, таращась в потолок, не в состоянии успокоить ни себя, ни член.

     Утром, дядя зашёл поднять меня, чтобы вместе идти к границе владений, расставлять ловушки на кроликов, но, увидев меня в таком состоянии, просто молча присел на кровать.

     — Попробовал снып? — Он смотрел на меня, скрюченные руки, мой лиловый член, выпученные глаза, полные слёз. — Никак?

     — Ы. — Только и смог я сказать. Язык и губы меня всё ещё не слышались.

     — Понятно. — Он погладим меня по щеке. — Потерпи, я сейчас.

     Вернулся он с кружкой наполовину наполненную очень горькой настойкой. То, что это горькое я понял по запаху.

     — Выпей и станет легче. Поспишь. — Какая гадость! Но я пил, глотая, не ощущая вкуса и крепости. — Давай уложу. — Как хорошо под одеялом. — Тёткам скажу, что спишь.

     — У. — Я закрыл глаза, слеза скользнула по щеке. А что сказать? И надо ли?

     Через минут десять чувствительность во рту, языке, руке восстановилась, а через полчаса фонтан спермы рванулся вверх, сопровождаемый быстрыми движениями правой руки, сдерживаемыми всхлипами. И я заснул, как был, с членом в руке, в сперме, заляпавшей меня, одеяло, пол, измученный этой ночью, предательством Богини, коварством женской натуры и тяжестью открывшихся тайн взрослой жизни.

     После обеда соседки в доме уже не было. Она уехала с утра, после завтрака, а тётушки сделали вид, что всё в порядке. Хотя по моему виду было понятно, что ночь у меня прошла крайне бурно. И в этот момент я понял, что взрослая жизнь это не только секс с женщиной, сильный характер, умение решить вопрос, исправить что-то, но и проявление заботы, молчаливая поддержка в самых сложных моментах жизни.