Романтика
понедельник, 21 февраля 2005 г.
Почему ты сегодня надела это зеленое платье? Ты решила меня подразнить? Или может не меня, а мужчин вокруг. Разве ты не знала, что они будут пожирать глазами твою обнаженную спину и особенно то место, где вырез платья заканчивался, и при особо удачном случае можно было наблюдать соблазнительные ямочки чуть выше ягодиц. Почему ты забрала волосы в хвост? Ты словно подставляешь свои открытые шею и плечи их поцелуям. А официант, словно знакомый, так низко склонился к тебе, предлагая меню. Когда твоя улыбка стала такой порочной, и чем заслужил ее этот пижон, он всего лишь кивнул тебе, наливая стакан вина. Бретельки платья мне кажутся слишком тонкими. И ты специально или нет, как будто не замечаешь, не сразу поправляешь, если одна из них неожиданно соскользнет. Кому этот призыв, кому это милое предложение поцеловать, укусить обнажившееся место? Разговор ни о чем. Я машинально отвечаю. Ты на кого то посмотрела или мне показалось, на кого то позади меня, мне неловко поворачиваться, чтобы посмотреть, еще подумаешь, что ревную.
Я даже боюсь предположить что произойдет и к чему это приведет, но тем не менее...
Волею судеб, сложилось так, что мы с любимым три года жили в разных странах. На встречи ездили друг к другу в гости, А иногда встречались на «нейтральной» территории, то есть в третьих странах. Почти шпионский любовный роман! В тот раз, о котором я хочу рассказать, случилось именно так. Мы условились о встрече в одном крупном западноевропейском городе. В нашем распоряжении было 4 дня. А поскольку мы любили не только друг друга, но и прогулки по красивым местам и осмотр достопримечательностей, то решили побывать в окрестностях этого славного мегаполиса. Всего в паре десятков километров от города находилось озеро, на нем — остров, а на острове — шикарный замок короля, жившего и правившего полтора века назад. Об этом монархе сложено множество легенд, в том числе и романтических. Рассказывают и о его любви к близкой родственнице, и о необычном увлечении знаменитым композитором-современником.
Я скучаю по тебе. Так много в этом. Это очень много, просто никогда не знаешь сколько грусти человек вкладывает в это «я скучаю по тебе», а я здесь вся, полностью... со своими грустными глазами, с метающимися вопросами... где ты... где ты... где ты... с кем ты... больше ни-че-го не надо... только где ты... больше ничего не волнует... прошло много времени, а тебя всё нет... тебя нет... безусловно, ты есть, но где?... где ты... весь день превратился в ожидании тебя, но тебя сегодня, наверно, уже не будет...
День заканчивался как обычно, дорога домой, приготовленный на скорую руку ужин и пастель. Дворники методично стирали капли дождя с лобового стекла, до дома оставалось совсем немного. В двух кварталах от дома, проезжая мимо остановки, колесо машины проехало по луже, и волна грязной воды окатила стоящую девчушку. Не знаю почему, но я остановился и вышел из машины, она даже не повернулась в мою сторону. После того как я подошел к ней вплотную, все стало понятно, девушка плакала. Я подумал, что она не заметила, что ее только что окатили грязью, но она подняла на меня заплаканные глазищи, именно глазищи, таких я в жизни не видел, темно синего цвета с огромными ресницами. Молча на меня, посмотрела и отвернулась. Меня как перевернуло, и я стал извиняться, но она молча смотрела в сторону.
... Ритм движения автобуса меняется, и я просыпаюсь после трёх часов на удивление спокойного сна. «Силикоид не выказывал человеческих эмоций — верный признак того, что ему хватало настоящих переживаний» (с) Лукьяненко, «Линия Грёз». Ладно, каменюки-силикоиды остались на планетах Основы, а мы явно «причаливаем» — здоровенный автобус как пароход притирается к обочине, водила открывает двери и народ двигается к выходу. Спрыгиваю с подножки, отхожу в сторону. За время пути так и не разогрело, солнце светит, но на лужах — корочка льда, кое-где уже взломанная торопливыми подошвами. Я странно спокоен — впрямь под силикоида закосить решил? Впрочем, знаю я, до каких пор продлиться моё спокойствие — пока не выползу из-под земли на твоей станции. Хотя нет, мысль о теле-фоне уже вызывает шевеление — пока в голове, но и сердце что-то подёргивается в другом ритме. Вхожу в метро, покупаю десяток жетонов обоих видов — зелено-прозрачных и малень-ких коричневых, подхожу к телефону. Номер я помню, но на всякий случай проверяю по книжке — я даже не знаю голоса, так что вся надежда на МГТС... Наконец трубка на той сто-роне поднимается. Голос женский (уже хорошо). Молодой (или кажется? ладно, семь бед — один hang-off). Спрашиваю тебя — «Это я» «А это я». День и время оговорены — но всё равно какая-то неуверенность — да меня ли тут ждут и ждут ли вообще? Но прорезавшиеся в голосе радость и теплота «Макс?!» прибивают неуверенность на корню. Быстренько договариваем-ся, где встречаемся, не слышно почти ничего (за что только деньги берут, сволочи), но по-нятно и так — возле метро. Не помню, как на твоей станции (да и был ли я там вообще?) но ориентиры заданы, значит найду. Напоследок ты говоришь «а у меня сюрприз» и кладёшь трубку. Перехожу в «московский режим» и на границе потоков народа (так быстрее, а что толкаются — не стеклянный) проношусь на станцию, заталкиваюсь в двери. Вид у меня при этом тот ещё — на губах блуждающая улыбка, а сияю — хоть свет гаси. Ну и фиг с ним, пусть косятся. Ехать порядочно, и мысли всё бегают по кругу, что же это за сюрприз, паранои-дальный мозг всё норовит завернуть на всякие пакости и опасности, хотя по тону этого вовсе не ощущалось. Заранее зная, что ничего не придумаю, а если и придумаю — то не угадаю, тем не менее от догадок маловероятных перепрыгиваю к совсем невероятным и далее к тем, что вообще ни в какие ворота не лезут...
ГЛАВА I. «Холодное лето»