Традиционно
Ну, наконец то. На этот раз не профукал отпуск. Господи! А как же сильно хотелось приехать, посмотреть, что поменялось в моем родимом райцентре, пока я отдавал свой долг Родине. Увидеться со своими друзьями и подругами. Изголодавшись по девчонкам, втайне мечтал какую нибудь нанизать на свой флагшток. Все равно кого, лишь бы вонзиться в горячее влагалище. Мечтал, но понимал, что это практически нереально. Я уже знал, что большинство моих знакомых девчонок разлетелись кто куда. Одни повыходили замуж, другие пропадали на морях, третьи трудились в стройотрядах, а некоторые укатили в деревни к своим дедушкам и бабушкам. Но как говорят, надежда умирает последней.
Вне зависимости от того, насколько быстро я двигался в сторону кладбища, моим напарницам по спортивной гребле на постели обычно было около 18—20 лет. Однажды, правда, меня занесла нелегкая на фемину старше меня на два года. Конец истории был печален и предсказуем: этот внезапный фердибобель закончился полным браком. Поэтому во избежание дальнейших крутых поворотов на жизненном пути я стал холить и лелеять свою врожденную страсть к «комсомолкам и спортсменкам», и она расцвела пышным цветом, давая мне возможность до сих пор наслаждаться нимфетками в полном соответствии с действующим законодательством.
— Чёртова баба! Теперь нам крышка.
Я лежал на диване, размышляя о своей жизни. На душе было тоскливо, то ли кризис среднего возраста, то ли все перипетии последних нескольких лет вдруг разом навалились на моё сознание, что я потерял интерес ко всему. В свои сорок пять лет я оказался, как та Пушкинская старуха, у разбитого корыта. Была семья, жена и две дочери, пахал в Москве, не покладая рук. Чего то добился, дочерей вырастили, разменяли с женой нашу общую квартиру, добавили средств и не влезая в долги и ипотеку, купили три однокомнатные квартиры в Москве. Нам с женой одну и каждой дочери, чтобы они могли жить отдельно, строить каждая свои семьи на отдельной территории. А потом, как будто прорвало, ощущение, что оказался в канализации. У жены оказался любовник, и я уехал, бросив всё, в дальнее Подмосковье, где у меня была однокомнатная квартира, в пятиэтажной хрущёвке, которую мать завещала мне по наследству, после смерти.
Начну немного издалека, если позволите. Сколько себя помню, я всегда обладал... Какой-то повышенной тягой к сексу, наверное. Смутное понимание сексуальности и влечения появилось довольно рано. Тогда же и начались первые опыты с собой. Нет-нет, не подумайте, ничего такого особенного, все, как обычно у мальчиков. Девчонок в школе я не преследовал, озабоченным или героем-любовником с годами не стал. Неизменным остался лишь темперамент, интерес к сексу. Отчасти поэтому я решил попробовать себя в качестве автора. Уместно ли мне писать здесь в формате «почти» автобиографии, от первого лица? Не знаю, но хочу посмотреть, что получится. Это длинное вступление написано не ради рассказа о себе, а больше ради завязки и некоторого раскрытия личности персонажа, написанного, простите за нескромность, с себя. Итак...
«Мы любим плоть»...
Проснувшись утром следующего дня я уже составила план своих дальнейших действий в отношении Олега. Мне хотелось простейшими способами обольщения, ласки и секса привязать его к себе. Для нас обоих это было бы удобно. Парень получал постоянный секс под носом отца и полноценное половое развитие. Я бы то же имела, насыщенную половую жизнь не выходя из дома. Самое главное это надо было делать так, что бы не узнала Ира, а то не известно как она на это отреагирует. Все должно было получиться так как я задумала. Оооо, как же я ошибалась. Но не буду забегать вперед.
Человек приходит в этот мир неоткуда
и уходит из него в никуда
(народная мудрость)
Сравнить Ольгу с энциклопедистами эпохи Просвещения, разбирающимися в физике и астрономии, живописи и архитектуре, поэзии и драматургии, я бы не рискнул — не тот масштаб. Но, словно сошедшая со страниц романов эпохи социалистического реализма о прокладчиках БАМ-а и покорителях целины, Оля была настоящей энтузиасткой с горящими глазами и горячим сердцем. Ей было дело до всего!
Воистину сам дьявольский промысел струился в венах Реджиналда Маркхэма по возвращении домой. Опьяненный думами сладострастных перспектив, он вошел в дом уверенно, полагая, что Ванесса лежит беспомощная в своей кровати, но сестра к тому времени восстановила самообладание. Внешне это выражалось в том, что женщина выглядела совершенно спокойной, какой бывала обыкновенно до посещения викарием.