Восемь часов вечера. Ворота городской больницы закрываются. Этажи здания наполняет леденящая душу тишина. И лишь в кабинете дежурного врача теплится свет жизни.
Вадим лежал, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Его рука, находясь глубоко внутри колготок Светы, продолжала ласкать её промежность. Девушка, как обычно, после только что пережитого оргазма, жадно курила.
Прохлада летнего вечера, тихая музыка природы, свечи вырисовывают чудные фигуры на стенах... Наконец то я одна, с тобой, с мыслями о тебе...
В нашем дворе Надю знали все. Она представляла собой тот тип молоденьких девушек, которые редко привлекали чьё либо внимание. Она не блистала красотой, у неё была обычная фигура, не было восхитительной груди, не оьладала она и стройными ногами. Но было в ней нечто, что никто не мог понять: почему мальчишки выстраивались в очередь, чтобы назначить ей свидание? Мальчишки обожали её, девчонки ненавидели и завидовали ей.
Поспорили раз писатели — у кого из них больше.
Гарри стоял и смотрел на свою миниатюрную, но стройную дочь, которая лежала перед ним голая, широко раздвигая свои розовые половые губы. Она играла со своими сосками, покручивая их между пальцами и ногтями. Потом подтянула колени к груди, открывая свой маленький коричневый анус. Ее спина выгибалась, розовый язык облизывал красные, приоткрытые губы. Гарри хотел трахнуть ее во все дырки разом. Он позвал в комнату своего брата. «Ты только посмотри на эту маленькую шлюху, Том. Давай дадим ей то, что она хочет».
Москва встретила Вадима тёплой солнечной погодой. Дома — в родной северной столице республики по ночам ещё подмораживало, днём интенсивно таяло, чтобы к ночи опять заледенеть. Кругом громоздились грязные сугробы, постепенно уменьшающиеся и являющие свету из своих недр накопленные за зиму продукты жизнедеятельности обитателей города. В самом разгаре было неприятное время года, когда приходилось терпеть под ногами непередаваемую смесь из грязи, мусора, луж и рыхлого снега.
Пишу письмо. Последнее письмо тебе.