Уже месяц, как Он приходит сюда каждый день. В этот тихий город. Город жизнерадостных и печальных, беззаботных и озабоченных, злых и добрых, но БЫВШИХ когда-то людей.

     Телефон разбудил меня в четыре утра. Кому не спится в такое время? — с досадой подумал я и нащупал в утренних сумерках трубку.

     «Придется встать,» — подумала Тина, узрев через плечо будильник. Стрелки приближались к двенадцати. Обычно она выходила на работу в десять, но вчера было невозможно разогнать «гостей», которые трижды бегали за водкой и не собирались угомониться. В конце концов, пришлось подлить всем свое фирменное зелье, вызвать Васеньку за четвертак и отправить забалдевших мужичков обратно в «барак». Бараком Тина называла одноэтажную общагу гостиничного типа, где вот уже 20 лет жили ее менее удачливые соплеменники. Сама Тина вовремя выскочила замуж за «местного папуаса», круглого сироту-алкоголика, который ее по-своему любил и не очень мешал по жизни. Пять лет назад бедолага решил погостить у переделкинского кореша в выходные, сел в последний вагон электрички, а поскольку состав был длиннее переделкинской платформы, он из вагона шагнул в воздух. Труп с разбитой головой нашли утром. Вскрытие показало, что в момент падения жертва был пьян и вероятно, не слышал предостережений машиниста. Валентина (это было ее полное имя) 40 дней носила траур, но хоронить мужа не стала, а поставила урну с прахом в лоджии, на полку с инструментами покойного. Он и будучи живым, все дни просиживал там, на табуретке, с беломориной в пожелтевших пальцах и с бутылкой «Столичной» на полу. «Хороший был мужик. И помер вовремя, хоть и зря», — Тина в задумчивости погладила урну и закурила. Вообще она мало курила, сигаретку-до работы и сигаретку-после, и обе — дома, в одиночестве.

     С самого начала он пользовался ей.

     День прошёл просто отстойно, на работе одни неприятности. Уставший, я сел в метро, собираясь домой. Народу в вагоне было не слишком много, но сесть всё равно было негде. Я встал возле двери, держась за поручни. В голове роились тёмные мысли, настроение было паршивое. Понимая, что ничего дельного на уставшую голову я не придумаю, я решил отвлечься. Оглядевшись, я обнаружил, что в метре от меня стоит симпатичная девушка. На вид ей было лет восемнадцать-девятнадцать. На ней была короткая юбочка и футболка. Мой взгляд скользнул по её стройным ногам, тонкой талии. Под футболкой выделялись полушария грудей, было видно, что она не носит бюстгальтера. У девушки были чёрные волосы до плеч, красивое лицо с выразительными зелёными глазами. Меня она не замечала, уставившись в пустоту и думая о чём-то своём.

     Он позвонил в час ночи и как всегда сухим спокойным голосом сказал мне, чтобы я приезжала. Я конечно же тут же собралась и поехала. В ночь. Через весь город. Прихватив с собой бутылку мартини, которую я открыла уже в такси и выпила почти всю по дороге.

     ... Тихо лилась вода в душе. Юная девушка стояла под водой и водила намыленной с пеной мочалкой по своей бархатной нежной коже. От этих прикосновений она получала приятное удовольствие и одновременно думала о своём молодом человеке, с которым также получала это удовольствие, но уже более сильное, ни с чем не сравнимое. Сравнительно давно она не видела его... после того раза...

     Выходной как обычно дел никаких не было, подруга уехала далеко за город, перспектива быть одной весь день меня не прильщала. Выпив кофе и позавтракав, я как обычно курила в постели и меня посетила удачная мысль, сделать то чего в сущности никогда не делала. Три месяца у меня уже не было секса, поэтому единственной удачной мыслью было поискать на улице чего мне так не достает. Вечером одевшись как шлюха, эт при том что в жизни я человек достаточно серьезный, вышла из дому.

      — приезжай ко мне.

     Волны накатываются на пустынный пляж и оставляют на песке клочья желто-белой пены. Трудно поверить, но еще совсем недавно этот безлюдный пляж был наполнен звуками беззаботной жизни. Октябрь с его холодными, сырыми ветрами прогнал последних отдыхающих прочь от штормящего Балтийского моря. Уже давно закрылись пестрые зонты летних кафе и лишь ветер гоняет обрывки афиш по опустевшим улицам.