Октамерон I
Это несколько разрозненных коротких рассказов. Кто-то скажет, что они о любви. Кто-то увидит в них бытовые сценки из повседневности. Кому-то они могут показаться любованием непристойностями. Но на самом деле это просто взгляд на жизнь, которая идет где-то рядом, возможно, за соседней стенкой, без обобщений и без попыток быть объективным.
I. Первая минута
Он подался немного назад, и его член, покидая мое тело, ощутимо заскользил в анусе.
Я замер в неподвижности. Колени на ковре. Грудь на диване. Бедра дрожат от пережитого напряжения. Во всем теле слабость.
В самом конце движения продолговатого стержня по анусу, когда через отверстие наружу должна была протиснуться головка, более широкая, чем ствол, пенис задержался. Потом анус растянулся еще больше, я почувствовал укол знакомой боли, и член с беззвучным хлопком разом из меня вышел.
Сразу возникло ощущение, что из разверстого зада, зияющего дырой величиной с кулак, потекла кровь. То, что сфинктер разорван, ну, по крайней мере, надорван, я не сомневался. Пока этот парень меня трахал, я ощущал неутихающее жжение по всему колечку.
Я не смотрел на свои ноги. Просто продолжал стоять, и струйка чего-то медленно стекала по внутренней поверхности бедра, щекоча и охлаждая кожу. В воздухе появился явственный запах спермы. Я понял, что именно вытекло из моего тела, но это почему-то меня не взволновало. Меня бы сейчас вообще ничего не взволновало. Я был совершенно опустошен.
Он был рядом — я чувствовал его ладонь у себя на спине.
— Ты как? — спросил он.
Я приоткрыл глаза. Он сидел на полу, привалившись спиной к дивану. Краем глаза я мог видеть только затылок и остренькие плечи.
Его плечи мне нравились.
Я не отвечал, и он повернул ко мне голову. Потом его взгляд сместился ниже, на бедра.
— У тебя стоит...
Я чувствовал напряжение моего члена, но это было какое-то умозрительное, абстрактное ощущение.
— Я отсосу? — то ли спросил, то ли предложил он.
— Не надо, — еле слышно пробормотал я.
Все эмоции, все чувства во мне сгорели. Я вообще ничего не хотел. Ничего вообще.
Жизнь разделилась на две части, на «до» и «после», на восемнадцать лет до того, как меня трахнули в зад, и на все оставшиеся десятилетия после этого. Теперь нельзя отстраненно думать о «гомиках». И теперь, когда при мне кто-нибудь скажет «пидарас», я внутренне буду сжиматься, потому что я-то ведь буду знать...
Там, в зияющей дыре, что-то стреляло и дергало. Вполне терпимо. Это можно было перенести. А вот страх и ощущение полной растерянности...
Поздновато для того, чтобы бояться, правда?
Не то, чтобы я обязательно хотел что-либо изменить, не то, чтобы я сожалел — просто теперь что-либо изменить было нельзя, меня трахнули в зад, и это уже стало фактом, частью моей биографии...
Я вдруг осознал, что произошло, и почувствовал себя совершенно потерянным. Как случилось, что я стою на коленях, мое анальное отверстие стреляет и дергает, а во мне — сперма другого мужчины!
Всего час назад он меня впервые поцеловал. Не просто он — вообще меня впервые поцеловал парень. И я...
В ту же секунду неуверенность моих отталкиваний, слабость выворачиваний и неубедительность отнекиваний ясно показала, что через час я буду лежать грудью на диване, и по моим ногам из прямой кишки будет течь его сперма. Тогда, в ту секунду, это понял он. Тогда это понял я...
Я не сожалел ни о той секунде, ни о прошедшем после нее часе. Я лишь не понимал, как это случилось. Именно это. Да еще и так быстро, так внезапно!
Я отнюдь не страдал год за годом, рыдая в подушку от желания трахнуться с парнем. Не-а. Не то, что такого желания, даже мысли такой не было. Ни на одно мгновение до сегодняшнего дня я не задумывался о том, готов ли я задуматься, чтобы хотя бы гипотетические, пусть даже виртуально, просто в виде фантазии позволить другому парню себя поцеловать. Вообще не думал!
А когда это случилось, на самом деле случилось, все произошло за какой-то час...
Как-то само собой...
Я вообще понял, что речь идет о чем-то таком, только когда он потянулся меня целовать...
Даже подозрения не возникало, что меня соблазняют...
И теперь я был растерян и напуган...
Его лицо повернуто в профиль. У него красивый профиль. Вообще красивое лицо. Очень.
Вот эта красота, понимание, что он красив, красив от макушки до пальцев ног, сбило меня с толку. Какая-то часть меня, которая должна была сопротивляться, драться или, в конце концов, убегать, оказалась совершенно обезоружена этой красотой.
Как случилось, что я разглядел красоту в человеке одного со мной пола? Вдруг? Именно сегодня?
Я вижу, что его взгляд устремлен на мои бедра. То ли на текущую сперму, то ли на дрожащий от эрекции член.
— Я быстренько ополоснусь, — говорит он, поднимаясь.
На мгновение незагорелой кожей мелькают полушария его ягодиц. И ягодицы у него красивые...
Он пропал из виду, но я слышу, что он остановился позади меня. Звякает пряжка ремня, шуршит ткань, что-то мягко падает на пол. Это он снял брюки, которые все это время болтались у него на щиколотках. Меня он раздел полностью. Даже носки снял. А вот сам не успел. Уж очень ему не терпелось. Так, с неснятыми брюками, в меня и вошел...
Он идет в ванную, но на полдороги останавливается. Поворачивается. Я вновь могу его видеть — он попал в мое поле зрения. Он полностью голый. Я его пока не видел совсем без одежды. Теперь вижу. И у меня в который раз перехватывает дыхание от его красоты. Просто потрясающе! Не может быть парень, не девушка, а именно парень быть настолько сексапильным!
Мелькает блестящий от смазки и семени член, все еще торчащий колом, напряженный.
Наверное, член тоже красивый. Я не могу об этом судить. Пенисы — это не по моей части. Или пока что не по моей?
Красоту лица и тела своего соблазнителя я разглядел. Ею был восхищен. Ей я безоговорочно сдался. Единственная часть этого лишающего меня сил к сопротивлению тела, красота которой мною еще не осознана — это член. Я вижу, что он гармоничен. Вижу, что в нем нет эстетических изъянов. Но восхищен ли я тем, как выглядит его пенис? Не знаю.
Парень опять смотрит мне между ног. Наверное, жалеет, что спросил, можно ли мне отсосать. Не будь этого вопроса, он мог бы сейчас держать мой член во рту...
У нас как-то оральные ласки пролетели вскользь, уж слишком быстро все происходило. Но и этих нескольких минут оказалось достаточно, чтобы я остался в полной уверенности, что он обожает сосать...
Жаль, что я не успел кончить. Может, сейчас бы воспринимал все не так трагично...
Он уходит, и я слышу, как в ванной шумит душ.
Ну вот, два года назад я стал мужчиной, заодно лишив девственности одну милую одноклассницу. Теперь лишили девственности меня...
Вот тебе и погостил у родственников! Я поступил в университет, и родители отправили меня к бабушке, чтобы «отдохнул перед началом учебы». После нескольких недель вполне обычного безделья, за два дня до отлета домой я решил прогуляться по городу. Зашел в какое-то кафе. Как выяснилось, в доме, где живет он. В кафе было почти пусто. Только сидящий за соседним столиком парень. Тоже свежеиспеченный первокурсник, только какой-то местной академии. Порывистый, эмоциональный, красивый.
Час назад я шел по жизни, не задумываясь и не сомневаясь — гордым любителем женщин. А теперь... Что я теперь буду думать, трахая девушку? Что я был на ее месте? Что я теперь буду чувствовать, встречая красивого парня? Желание оказаться с ним в таком же положении, как сейчас?
Я смотрю на обивку дивана. Она слегка натерла кожу на груди. Тогда я этого не ощущал. Теперь саднит.
А сзади дергает и стреляет.
Он возвращается. От него пахнет чистотой и свежестью.
Он смотрит на меня, стоящего в ...
той же позе — грудь на диване, колени на ковре. Я ощущаю укол стыда. Теперь он может, наконец, рассмотреть, с кем он занимался сексом. В пылу страсти, когда соблазняешь, раздеваешь, трахаешь, разве можно как следует рассмотреть своего партнера? Достаточно отстраненно и трезво, чтобы оценить внешность?
Теперь можно, и мне стыдно.
Меня нельзя захотеть — я ведь отнюдь не красив. И уж, конечно, не красив так, как он. Худой, нескладный, незагорелый. Никакой... Теперь, он, наверное, спрашивает себя, как он мог целовать эти мохнатые брови и оттопыренные уши, как у него встал на это доходяшное тощее тело с торчащими во все стороны костями? Тело с обычным, отнюдь не огромным членом? То есть это я надеюсь, что у меня член, «как у всех», но эксперт не я, эксперт — он, он наверняка перевидал этих членов...
Он стоит и смотрит на меня. И я чувствую, как опять задрожал, запрыгал этот мой «обычный». Ему, глупому отростку, все нипочем. Не чувствует он ни растерянности, ни сомнений, ни страха...
— Как ты? Тебе понравилось?
Я слабо киваю. Так же слабо, как до этого уворачивался от его жадных рук. Я не знаю, что я ощущал в течение этого часа. Умом знаю, что меня целовали и ласкали — сначала в одежде, потом без нее. Потом трахали. Но что я при этом ощущал... Не знаю.
Время идет, и мы оба молчим.
— Как я жалею, что не умею рисовать! — вдруг говорит он. — Я бы так хотел нарисовать тебя! Вот так, нагим. Только, конечно, в какой-нибудь менее характерной позе...
Он улыбается своей шутке. Чувствую, что мои губы тоже растягиваются в улыбке.
Мы опять молчим. Он разглядывает меня. Мне хочется прикрыться. Может даже одеться.
Потом он становится позади меня на колени. Я чувствую его ладонь на своей ягодице. Узкую ладонь с длинными пальцами. Ему бы с такими пальцами скрипачом быть. А может, он и скрипач, я ведь не знаю — так и не удосужился выяснить, в какой именно академии он будет учиться.
— Ты в такой позе...
Ладони кружат по моим ягодицам. Я чувствую поцелуй. Потом легкий укус. И опять нежное кружение ладоней.
Он все делает нежно, мягко и в то же время решительно. Ласкает зад. Целует губы. Трахает.
— А давай еще раз!
Я, не поворачивая головы, пытаюсь посмотреть назад. Уголком глаза вижу, что у него стоит. Дрожит и скачет. Точно так же, как у меня. А ведь он кончил только что...
На мою дырочку ложится палец. По моим ощущениям там огромная зияющая дыра, но палец поглаживает мой вход, и я понимаю, что сфинктер, оказывается, сомкнут...
Палец немного надавливает и легко, очень легко проваливается внутрь. Сфинктер сомкнут, но не держит...
К стрелянию и дерганью добавляется жжение. Жжет по всей окружности кольца. Вполне терпимо.
Палец легко расширяет отверстие. Теперь и смазка никакая не нужна... Наверное...
Я думаю о тех парнях, чьи зады ласкали эти руки. Моя задница пятая, тридцатая, сто девяносто восьмая — я и не догадываюсь. Зато догадываюсь, что не первая и не последняя...
Я знаю все наперед. Я это проходил, в другой роли, с девушками, но проходил.
Он будет трахать меня сегодня и завтра. Опять и опять. С утра до вечера. Мы потеряем счет времени. Мы оба дойдем до такой степени изнеможения, когда даже шевелиться не будет сил. В эти редкие минуты отдыха мы будем изливать друг другу душу. А потом, едва отдохнув, снова и снова будем добывать друг из друга сперму.
Мои бабушки-дедушки-тетки уже через несколько часов начнут меня разыскивать. Я буду неуклюже врать, а потом отключу телефон.
Завтра утром, когда они увидят, что я, едва почистив зубы, опять куда-то убегаю, они подымут крик. А я не просто убегу на весь день — я останусь у него на ночь. Я придумаю какую-то отмазку для родичей, и проведу свою последнюю ночь в этом городе с ним. Мы будем трахаться и разговаривать. Разговоры будут грустными, секс — неистовым.
Потом он придет в аэропорт и будет тайком провожать меня, стараясь не попасться на глаза моим родным.
Его первый же мейл, который я увижу, войдя в свою комнату, будет длинным, нежным и полным сожаления, что мне так быстро было нужно возвращаться домой. Мой ответный мейл будет о другом, но тоже нежный и грустный. И раза в три длиннее. И едва отправив эти имейлы, мы засядем за скайп и будем говорить несколько часов напролет.
Мы будем писать друг другу бесконечные письма каждый день. И говорить друг с другом каждый день.
Постепенно говорить мы станем реже. И мейлы станут короче.
Потом они станут приходить не каждый день. А однажды мы перестанем писать друг другу вообще. И он пойдет дальше, трахая новых парней.
Мое имя будет у него в середине списка, и он даже не сможет припомнить через год-два, Руслан — это такой шатенчик с моднявой стрижкой или эмо с крашеными фиолетовыми прядями...
А вот я...
Я буду жить, зная, что меня трахнули в зад. Любое подергивание сфинктера будет напоминать мне об этом. А любое восклицание «пидор!» будет заставлять меня внутренне сжиматься...
И еще — я буду помнить его. Его имя станет для меня особым. Его образ будет для меня символом того непонятного чувства, которое толкнуло меня на этот ковер коленями, а на этот диван грудью...
— Что с тобой?
Он больше не шевелит пальцем у меня в кишке. И не целует бедра и зад. Он обеспокоенно смотрит на меня.
— Тебе больно?
Больно ли мне? Да нет, наверное.
— Малыш, ответь! Тебе больно?
Малыш? Эвона как! Мы же с тобой ровесники!
— Нет, — говорю я.
Он пересаживается на диван. Прямо передо мной — обнаженное тело, длинные ноги, торчащий член. Наверное, у него все-таки красивый член.
Он подымает меня за подмышки. Оказывается, он довольно силен. Взваливает меня на диван. Прижимает к груди.
— Ну же, малыш! Все хорошо!
Я слабо киваю.
Он шепчет что-то успокаивающее, гладит по голове, целует макушку. Совсем не эротично целует. Мне кажется, я чувствую его понимание. Даже сочувствие. От него исходит тепло — не физическое, точнее, не только физическое...
Я прижимаюсь к нему...
Пришлите, пожалуйста, отзыв на [email protected]