Снова ничего особенного. В школе две тройки. По алгебре и биологии. Да, еще по литре 4. Ну это потому, что повесть нравится. А так хер бы я ее читал.

     Ты не звонишь, а я сам боюсь,... Боюсь, что ты снова скажешь, что занят. Знаю как ты занят... Я тем же был занят сейчас. В ванной... Только сам с собой...

     За окном кружат снежинки. Только настроение у них хреновое... Я чувствую. Не такое, как год назад. Когда мы с тобой выбирали на рынке елку. Ты тогда присмотрел маленькую и пушистую, а я хотел большую сосну... по-моему и вышло...

     Снежинки похожи на бабочек, только белые, как покойницы... А может это и есть бабочки нашего прошлого лета? Похоже. Они умерли и стали другими, как стала другой наша дружба. Я пишу «дружба» потому, что другое слово ты ненавидишь. Смотри, я все еще подчиняюсь тебе. По привычке. Хотя ты в этом и не нуждаешься теперь, да и никогда не нуждался. Я всегда тебя слушался и так...

     Недавно сделал маленькое открытие для себя... за все три года с тобой ты ни разу не назвал меня по имени. Только «Малыш». Мне и сейчас приятно это слышать от тебя, хотя редко теперь. А в школе все «Малышев, Малышев»... Достали... Особенно бабы... Я вот побреюсь налысо и остригу ресницы. Пускай тогда зовут «кукленком».

     А мама все переживает... — «Что это ты, Сашенька, в последнее время какой то не такой? И что это Андрей давно уже за тобой не заезжает?... А может у тебя какая девочка появилась?»

      — Хуевочка!... Он меня просто бросил, просто больше не любит. Потому, что я ВЫРОС!!!

     Ха! Разве скажешь это? Тебя же потом ее головорезы просто растерзают...

     А вообще то я сам виноват. Ты же предупреждал меня, говорил, что когда нибудь это кончится. Как ты ловко подметил... я резко отличаюсь от всех твоих пацанов. Только не тем, чем я хотел бы отличаться. — Всегда Ты содержал своих малышей, а здесь наоборот... Смешно аж... И мы смеялись... Да на кой черт мне нужны были твои деньги! У меня их и так хватает... И на тебя хватало и на многое другое... Ты мне дал то, чего у меня никогда не было и не измерить это деньгами. Я не знаю, понимаешь ли ты сам, что сделал для меня, что дал мне.

     Я хорошо помню как ты, когда узнал кто я, хотел со мной попрощаться а потом сам ругал себя за это. Только я не хотел. Ты знаешь, я сначала прозвал тебя очкариком (для себя), только никогда об этом не сказал вслух. Очкарик без очков. А ты и правда похож для меня был на какого то ученого. А оказалось — художник, да еще какой! Вон она, твоя картина на стене... Мама говорит штук десять гринов... Да мне похеру, главное, что красиво...

     Последний раз ты сам звонил мне неделю назад... И все сначала... Твоя квартира, твой диван, моя маленькая, но такая сладкая боль... Как же я привык к ней за три года! А вчера ты сказал, что занят... Я знаю, ты теперь нянчишься с Лешкой, наверное и елку поедете покупать вместе... Да нет, это не ревность, я сам не знаю, что это. Ты блокировал мое чувство ревности еще давно. Заранее предупредив меня... Любовь только осталась. Не ругай меня за это слово, хотя что это я? То что я пишу — только для меня. Не для кого больше.

     Мама говорит, что тебе нет цены, только ты сам этого не знаешь. В слово «цена» она вкладывает свой смысл. Я то знаю — какая это цена. Не в цифрах конечно...

     Моя беда в том, что я взрослею. А что можно сделать против этого? Ничего. Остаться таким же, каким ты меня любил можно только одним способом. Только зачем это? Тогда я не буду нужен вообще никому. В этом мире... А ТАМ???

     Завтра допишу. Наверное...