Приветствую, други! Закончился мой творческий отпуск, и я снова готов выложить несколько рассказов.
Выкладывать буду раз-два в неделю в порядке написания. Одни получились вроде ничего, другие — отстой. Судить по любому вам. Козявин.

     На краю леса жила-была девочка Машенька. Родителей у нее не было, и жила она с дедушкой и бабушкой, никогда не общаясь ни с кем, кроме них. Дедушка с бабушкой были уже старенькими, а Машенька — молодой и здоровой девушкой. С ранних лет дедушка с бабушкой нещадно эксплуатировали бедную сиротку: заставляли и воду носить, и дрова колоть, и еду готовить, и в доме убирать, и за скотиной ходить. Каждое лето все свободное время Машенька проводила в лесу. По приказу дедушки она собирала там грибы и ягоды, которые по выходным бабушка продавала на ярмарке. Лес был большой и страшный, но девушка совсем его не боялась. Она знала каждый его уголок, знала, где растут самые лучшие грибы и ягоды, за которые на ярмарке всегда давали хорошие деньги. Только денег этих Машенька не видела: все забирали жадные старики. Даже одежду они сиротке покупали очень редко, заставляя девочку ходить в обносках, из которых она давно выросла. Вот и сегодня на ней был старый-престарый, латаный-перелатанный сарафан. Такой короткий, что сзади был виден низ ее упругой попки, прикрытой худыми детскими панталончиками с давно выцветшим рисунком. А ее высокой налитой груди было неловко и тесно под узким лифом сарафана. Иногда Машенька думала, что ей специально не покупают новых вещей из-за дедушки. Старик очень любил, когда она прислуживала ему с бабушкой за столом, облапать ее попку и даже запустить свои короткие толстые пальцы под ее штанишки.

     Девушке недавно исполнилось 18, и она каждый день, ходя по лесу или работая по хозяйству, предавалась мечтам. Что проедет мимо их дома заблудший странник на красивом коне, что остановится у ворот и попросит воды напиться, что увидит ее юную нетронутую красоту, и увезет с собой в новую прекрасную жизнь...

     — Чего задумалась?, — выбил Машеньку из сладких грез скрипучий голос дедушки, — Заняться нечем? Скотине дала?

     — Дала, дедушка.

     — Чугунок в печь поставила?

     — Поставила, дедушка.

     — Чево там?

     — Каша с мясом, как ты любишь, дедушка.

     — Иди тады в лес. Ягод набери. Да покрупнее!

     — Иду, иду, дедушка.

     Старик подошел совсем близко и протянул было свою руку, чтобы схватить Машеньку за ее левую грудь, но девушка увернулась, подхватила корзинку с завалинки и выскочила за калитку.

     Ягод сегодня было немного. Но зато все крупные, сочные. Ягодка за ягодкой, И Машенька совсем не заметила, как забралась в самую чашу леса. Туда, где она еще ни разу не была. Она пошла было обратно, потом свернула в сторону просвета между деревьями, затем попыталась вернуться на прежнее место, но быстро поняла, что заблудилась... Села Машенька на пенек и горько заплакала. А когда девушке было плохо, она всегда помогала себе одним и тем же способом. Как и несколько лет назад, когда она впервые открыла этот способ, Машенька развела свои длинные ноженьки и сунула ручку в панталончики. Она любила ласкать себя так, любила раздвигать пальчиком складочки на своей писечке, находить маленькую нежную горошинку и холить ее до тех пор, пока сладкая волна удовольствия не накрывала ее с головой. Дедушка, когда у него было хорошее настроение, тоже делал так. Усаживал внучку на коленки и ласкал ее своим пальцем между ног. Но ласки его были грубыми и не нравились Машеньке. Дедушка видел это и страшно злился. Он говорил вещи, непонятные девушке:

     — Эх, будь я помоложе, когда у меня колом стояло целый день, я бы показал тебе!

     Девушка никак не могла взять в толк: что там у него стояло колом, и что бы он ей показал.

     Даже сейчас, лаская себя в глухом безлюдном лесу, Машенька все время озиралась по сторонам: не видит ли кто. Дело в том, что ее бабушка всегда строго запрещала ей трогать писю руками, даже когда ее нужно было помыть. Мыть ее, со слов бабушки, можно было только язычком. Маша много раз пыталась сделать это сама, но никак не могла дотянуться. Поэтому мыла Машеньку только ее бабушка. Каждое утро и каждый вечер девушка приходила к бабушке, снимала с себя штанишки, ложилась на кровать и широко раздвигала ножки. Бабуля тщательно вылизывала внучку, не забывая ни одной складочки, ни одного уголочка. Маше так нравилась эта процедура, что она даже терпела вечное присутствие дедушки при этом. Дед и сам не раз хотел «помыть» внучку, но бабушка никогда не разрешала ему. «Нам еще жениха ей найти надо, а кто после тебя на нее позарится!».

     Итак, доставив себе своим нехитрым способом удовольствие, Машенька сразу повеселела. «Пойду так, чтобы солнце было слева! И тогда точно выйду если не к дому, то к реке! А там уж я дорогу найду!». Но тут налетел ветер и закрыл все небо мрачными тучами. Наступила такая темень, что не то что солнца — деревьев в 20 шагах не видно было! А потом пошел дождь. Сарафан девушки вымок насквозь, а сосочки от холода отвердели и больно терлись о ткань. Тогда Машенька сняла его, оставшись в одних панталончиках. Но и они вскоре намокли и сбились от ходьбы, причиняя девушке неудобства. Тогда она сняла и штанишки, оставшись совсем голой. Хорошо, что хоть тепло было.

     Долго ли, коротко ли брела она по лесу, пока деревья вдруг не расступились перед ней, открыв милую лесную полянку. Посреди полянки стоял красивый крепенький домик-пятистенка. Да банька с сарайками позади. Машенька постучала в дверь, но ей никто не ответил. Тогда она толкнула дверь, та и открылась. В доме было пусто, но видно было, что хозяева ушли совсем недавно. Печь была еще теплой, а в ней томился чугунок с чем-то ароматным и вкусным. Кругом было чисто, но... как-то неуютно. Машенька развесила свои мокрые вещички на веревке за печкой и решила исправить этот недостаток. Нашла яркие ленточки и красиво подвязала занавески. Аккуратно, по росту, расставила по полочкам разные баночки-скляночки. Стол накрыла свежей скатерочкой, а из салфеток наделала лебедей. Нарвала во дворе простеньких лесных цветов и соорудила парочку симпатичных ярких букетов. Из пожелтевших диковинных журналов вырезала несколько милых картинок, из палочек сделала для них рамки и причудливо развесила по стенам. И много чего еще сделала Машенька. Потом вышла на середину комнаты и огляделась: красота красотинская!

     И только тут девушка поняла, как она устала, и как она голодна. Дух из печи приятно щекотал ноздри, заставляя живот неприлично урчать.

     «Но если я съем всего одну тарелочку — никто ведь не рассердится!»

     На полке стояло 3 тарелки. Маша взяла самую маленькую и положила в нее небольшую порцию каши. Каша была не очень (девушка готовила куда лучше!), но сегодня она показалась ей самым вкусным из всего, что она ела раньше. Девушка помыла за собой посуду, но тарелку с ложкой вернула не на те места, откуда взяла.

     В соседней комнате стояли 3 кровати под стегаными одеялами, которые так и манили лечь на них и поспать.

     «А если я посплю немного, пока хозяев нет? Ничего же страшного не случится...»

     Она легла на первую кровать, но та отказалась очень жесткой. Тогда Маша легла на среднюю кровать, которая была чуть помягче, но все равно неудобная. Зато третья кровать была такой мягонькой, что девушка тут же уснула беспробудным сном...

     * * *

     Братья Медведевы не любили городской суеты. Потому они и решили перебраться на лоно природы, едва младший из братьев, Ваня, закончил гимназию. Купили участок леса, построили избу в самой его чаще и зажили там. В деньгах братья не нуждались. Старшие братья, Потап и Михаил, выгодно продали свой трактир и удачно вложили деньги в одну крупную артель. Артель приносила неплохой регулярный доход, но мужчины легко обходились и без этого. Все трое были отличными охотниками, и на свою аскетичную жизнь им хватало того, что они выручали, продавая на ярмарке дичь и шкурки. Жили они, в общем-то, счастливо, вот только без женщин ...

  приходилось им тяжко. «Хозяйку бы нам!», — тяжко вздыхали они порой вечерами. Приходилось довольствоваться онанизмом, но и он не спасал. Всю остроту проблемы Потап осознал только тогда, когда поймал себя на том, что похотливо заглядывается на козу Ягодку. «Надо что-то решать!», — стукнул он кулаком по столу утром и тут же коротко изложил свой план.

     Сказано-сделано. Братья немедленно собрались в путь-дорогу и двинулись в сторону ближайшего села. На почтовой станции братья написали объявления в популярную столичную газетку. Каждый написал свое, в тайне от других, но все 3 объявления оказались почти одинаковыми: «Молодой и здоровый мужчина-охотник стольки-то лет с серьезными намерениями ищет женщину, которая пожелает переехать в лесную чащу, для совместного ведения хозяйства. Писать в Лесогорскую губернию, Дальнечащинский уезд, село Забытое, Потапу (Михаилу, Ивану) Медведеву. До востребования». Написали, да так и не решились отправить.

     Уже под вечер, грустные братья подходили к своему дому. Вдруг Потап остановился, как вкопанный:

     — Миха, глянь на окна! Ванька, ты что ли занавески так подвязал?

     — Нет, братан!

     — Что за черт! А чо это за веночек над дверью? Не иначе похозяйничал у нас кто-то! А ну все внутрь!

     Братья влетели в дом и застыли в изумлении.

     — Ух ты-ы!, — восторженно воскликнул старший, — Вроде и все на своих местах, но интерьер, как во дворце!

     — И букеты какие красивые!, — добавил средний.

     — А вы на картинки посмотрите! Классно смотрится. Как мы сами не догадались?, — сказал младший.

     Потап подошел к полке с посудой.

     — Ванька, опять тарелку утром не на место поставил?

     — На место я ее поставил!

     — Да кто ж у нас тут шалит?!

     — Баба!!! , — вдруг воскликнул Михаил, указав пальцем на сохнущие за печкой вещи.

     Старший подошел и снял сарафан с веревки.

     — Не баба, а девочка еще совсем. Смотрите какой маленький.

     — А где она сама, и как здесь оказалась?, — спросил Ваня

     — Деревенская, наверное. Дождь днем прошел. Попала, видно, под него вот и зашла обсушиться, — предположил средний

     — Заблудилась, скорее всего. До деревни-то 10 верст, поди, — рассудительно заявил Потап, — А ну-ка в опочивальне посмотрим.

     Братья осторожно вошли во вторую комнату и сразу увидели Машеньку, спящую под одеялом на кровати младшего брата.

     — Ого! И совсем не девочка уже... , — почесал затылок Михаил, — А в чем она тогда спит, если и исподнее и платье у нее сушатся?

     — Го-ола-ая!, — протянул Ваня, аккуратно стянув с Машеньки одеяло.

     Та спала так крепко, что ничего даже не почувствовала.

     — Черт! Какой цветочек!, — восхитился старший, — Есть бог на небе!

     Братья заворожено смотрели на обнаженную девушку. На ее ангельское безмятежное личико в обрамлении густых золотистых волос, причудливо раскинувшихся по подушке. Она спала на спине, подложив руку под голову и отставив в сторону согнутую в колене ногу. Благодаря такой позе, ее и без того восхитительные грудки приняли еще более соблазнительную форму. Розовые сосочки-пуговки своим озорным видом словно просили приласкать их губами. Плоский животик с забавной ямочкой пупка словно приглашал погладить его ладошкой. А ровная щелочка между ног, которая отчетливо просматривалась сквозь негустые светлые кучерявые волосики, вообще толкала на грех своим непорочным видом.

     — Укрой ее, пока мы тут делов не натворили... , — сглотнув, хрипло сказал Потап, — Пусть спит

     Ваня бережно укрыл девушку, и братья на цыпочках вышли из комнаты. Они сели за стол, молча поели. Потом молча помыли и убрали посуду и снова сели. Каждый думал о своем, но все думали об одном и том же. Вдруг скрипнула дверь и на пороге возникла Машенька. Она еще не проснулась окончательно, и ее глаза были закрыты. Прекрасная в своей наготе, девушка сладко потянулась во весь рост, встав на цыпочки и подняв руки, потом открыла глаза, увидела оцепеневших братьев и...

     — Ой!!! , — взвизгнула Машенька и судорожно прикрыла свои сокровенные места руками.

     — Мы не смотрим!, — поспешно сказал Потап и первым отвернулся в сторону.

     Остальные последовали его примеру. Машенька схватила с веревки свои вещички и снова скрылась в спальне. Она вышла минут через 10, одетая и красная от стыда. Смущенность делала девушку еще прекрасней.

     — З-здравствуйте, — робко сказала гостья.

     — Привет, красавица, — дружелюбно улыбнулся Потап, — Какими судьбами?

     — Я... я заблудилась. Простите...

     — Мы так и поняли. Не надо извиняться, мы не в обиде. Меня, кстати, Потапом зовут, а это мои братья — Михаил и Иван. Живем тут отшельниками в лесу. А ты откуда будешь?

     — С хутора за Кривым оврагом. Я там с бабушкой и дедушкой живу.

     — Слышал про тот хутор, — сказал Михаил, — Ты, значит, и есть та самая Машенька, которую там старики, как Золушку держат?

     — Почему Золушка? Дедушка с бабушкой меня очень любят.

     — Ага, по твоей одежде видно, — усмехнулся старший, — Ты сколько лет в этом сарафане ходишь?

     — Пять... Но он еще совсем хороший!

     — Это они тебе так сказали? Или ты просто хороших вещей не видела?

     Маша опять покраснела.

     — Ладно, есть будешь?

     — Я поела...

     — Старики-то ищут тебя уже, наверное?

     — Нет. Они привыкли. Я иногда в лесу ночую, когда полную корзинку собрать не успеваю. Дедушка меня за неполную ругает.

     Братья аж содрогнулись от жалости и сочувствия.

     — Любят тебя, говоришь?, — вздохнул Потап, — Ну раз привыкли, значит, у нас и переночуешь. Время позднее, не отпустим мы тебя. На печи постелим. И не бойся, не тронем тебя.

     — А я не боюсь. Дедушка меня часто трогает. Нисколько не страшно.

     — Бог ты мой! Где он тебя трогает?, — спросил средний.

     — Вот здесь и здесь в основном, — Маша показала пальчиком на низ живота и грудь.

     — Только трогает и все?

     — Ну иногда еще руку мне в исподнее засовывает. Но редко. Это его злит.

     — Почему?

     — Не знаю. Говорит все время, что будь он помоложе, у него бы что-то там колом стояло и вот тогда...

     — Стой! Не надо продолжать! Все ясно!, — оборвал ее Потап, и его скулы сжались от гнева, — Сколько лет тебе, красавица?

     — 18.

     — Это хорошо... Вот что, Машенька... Ты иди, полежи в опочивальне, а нам тут с братьями обсудить кое что нужно.

     Девушка вернулась в опочивальню и легла на ту же кровать. Какое-то время прислушивалась к негромкому рокоту мужских голосов, и сама не заметила, как снова уснула...

     Разбудило ее яркое солнце на подушке и пение птиц за окном. Было утро, и в спальне никого не было. Соседние кровати, похоже, были даже не тронуты. Девушка выскочила в другую комнату, но и там было пусто. Зато с улицы доносилась веселая песня и удары топора. Машенька выглянула в окошко. Ваня, голый по пояс, колол во дворе дрова. Она засмотрелась на его мускулистый, влажный от пота торс, и вдруг неожиданно ощутила сладкую истому внизу живота. Ее рука сама собой скользнула в панталончики, а пальчики сразу нащупали вожделенную пуговку. Маша ласкала себя и удивлялась: ведь раньше она делала это, только когда ей было плохо! Почему же ей вдруг сейчас захотелось? Глядя, как у младшего брата при каждом движении перекатываются под кожей бугры мышц, девушка ускорила темп. И вскоре, с ее уст сорвался сладострастный стон, а все тело мелко задрожало от наслаждения. Ножки подкосились, и она опустилась на лавку, тяжело дыша.

     — Ой, мамочки, как хорошо! Никогда так не было, — сказала она вслух, а затем облокотилась о подоконник и в щелочку между занавесками продолжила наблюдать за Ваней.

     Из мечтательного состояния ее вывело внезапное и шумное появление Михаила.

     — Проснулась, ласточка? Горазда же ты поспать! Полдень уж скоро.

     — Извините, дяденька...

     — Какой я тебе дяденька?! Михой меня зови!

     — Миха, я никогда так долго не сплю. Подымаюсь, обычно, когда еще солнце не встало. Просто у вас так спокойно,...   так хорошо, вот я и заспалась.

     — Ничего, красавица! Выспалась, и ладно. Позавтракай вон, мы тебе оставили. Хлеб с молоком под рушником.

     — Я поем, спасибо!

     — А потом в баньку милости просим. Я уж натопил.

     — Не-ет, дя... ой!... Миха. Мне домой надо, а я еще и корзинку не насобирала.

     — Погодь с этим. Старшой ушел к твоим с утра. Вернется скоро. Авось договорится.

     — О чем?

     — Опосля узнаешь.

     Машенька поела и привычно принялась за дела. Никто не просил ее ни о чем, но она сама и квашню на пироги замесила, и белье братьев замочила, и пылюку из углов повыметала. Братья работали во дворе и девушке не докучали. А затем вернулся Потап. Все тут же собрались в избе.

     — Ну что там бабушка с дедушкой?, — взволнованно спросила Маша, — Ругаются на меня?

     — Продали они тебя, как корову, Машенька. Ты уж прости за резкость. Денег им дал, чтобы дом поправить, теленка купить, да работницу в деревне нанять. Они и рады. Так что можешь теперь жить с нами. Нам хозяйка ох как нужна! А ты девушка ладная, красивая, работящая. И по нраву нам сразу всем пришлась. Будем тебе братьями названными. А если кто из нас тебе полюбится, то и жениться готовы. Без баловства. Остальные не в обиде будут. Не обидимся и если уйти захочешь. Денег тебе дадим, с работой хоть в селе, хоть в уезде поможем. Да и угол справим. Так что? Остаешься? Или...

     — Конечно останусь! Вы тоже мне сразу понравились. Буду вам сестрицей и хозяйкой в доме.

     Так и зажили они вчетвером дружно и счастливо. Братья накупили ей одежды разной: новой, яркой, необычной. Сарафанчиков веселеньких — один короче другого. Наверное потому таких коротких, что она сама им как-то сказала: «Я в длинном не привыкла ходить». Накупили чулочков, какие она только на картинках в журналах у братьев видела. Но самыми чудными были новые панталончики. Совсем маленькие, без ножек, попу едва прикрывали. Было даже несколько таких, что сзади только веревочка, а спереди — треугольничек из ткани. А какие были ночнушки! У Машеньки раньше ночнушек не было, голенькой спала, а вот бабушка их носила. Но толстые, длинные. А эти... Короткие, легкие, как перышко и совсем прозрачные. Братья видели, как эти ночнушки ей нравятся, и всегда радовались, когда Машенька приходила в одной из них пожелать им спокойной ночи.

     В общем 3 медведя, как называла их Маша, души в ней не чаяли. Заботились о ней, сладостями и обновками баловали, тяжелую работу делать не позволяли, оберегали... Даже когда она в баньку ходила, и то они всегда за ней в окошко поглядывали. Наверное следили, чтоб не ошпарилась, не обожглась... Жила девушка, как у Христа за пазухой, почти не ведая забот. 2 вещи только ее беспокоили. Во-первых, некому было помыть ее писечку (братьев попросить она стеснялась, а сама не могла). И во-вторых, мучил ее вопрос. Стоило ей появиться в любое время перед любым из 3-х медведей, как на штанах у них мгновенно вырастал бугор, а на лбу выступала испарина. Уж не заболели ли они?

     И вот как-то раз набралась она смелости и подошла к Потапу.

     — Потапушка, а что это за шишка у тебя спереди появляется всегда? И у братьев твоих тоже? Я волнуюсь очень. Не недуг ли это?

     Старший поперхнулся и ответил не сразу.

     — А ты сама не знаешь?

     — Нет. У дедушки такого не было.

     — И хорошо, что не было. А то неизвестно, что бы сейчас с тобой было... Это не шишка, Машенька. Это мужской орган такой. Как рука или нога, только он прикрыт обычно штанами. Обычно он маленький, но когда мужчина видит девушку, которая ему нравится, то этот орган растет, увеличивается сам собой и становится очень твердым.

     — И... зачем это?, — спросила Машенька с таким недоверием, словно ей рассказали небылицу, что, мол, Луна — это огромный каменный серый шар, который сам по себе крутится в пустоте без воздуха.

     — Если девушка нравится, если мужчина ее любит, то он хочет доставить ей удовольствие. И этот орган может доставить девушке очень много удовольствия, но только когда он большой и твердый. Вот он и растет в штанах. Кроме того, девушка через эту штуку тоже может доставить мужчине много удовольствия, если тоже его любит. Понятно?

     — Не очень... Раз у вас эти органы при мне вырастают, значит я вам нравлюсь?

     — Очень нравишься, Машенька.

     — Но вы и так доставляете мне много удовольствия. Без этой штуковины! Конфеты мне покупаете, наряды всякие...

     — Это другое. Ну как тебе объяснить?! Вот скажи, ты трогаешь себя между ног?

     — Да, — смутилась и покраснела Маша, — Хотя бабушка мне и запрещала...

     — Неважно. Бабушка врала, так что трогай, сколько хочешь. Еще скажи, ты получаешь от этого удовольствие?

     — Да...

     — Так вот этот мужской орган может доставить девушке похожее удовольствие, только сильнее. И наоборот...

     — Еще сильнее?!, — поразилась девушка.

     — Во много раз сильнее!!!

     Машенька вдруг вскочила и прижала ладошки к щекам. На ее прелестные глазки накатили слезы:

     — Значит я вам просто нравлюсь?! И вы меня нисколечки не любите?!

     — Дурочка, мы тебя все ОЧЕНЬ любим.

     — Но почему тогда вы никогда не доставляли мне удовольствие этим органом?!

     — Хм. Если мужчина и девушка любят друг друга, они женятся и вот тогда...

     — Но ты же сам сказал, что вы все любите меня! И я вас всех люблю! Почему?!

     — ...

     — Можно мне увидеть его... этот орган?, — успокоившись робко спросила девушка.

     Потап в страшном смятении расстегнул гульфик и извлек свой огромный инструмент.

     — Какой большо-ой!, — округлила глаза сиротка, — А можно потрогать?

     — Тебе все можно, сладенькая. Его еще можно называть член.

     — И какой твердый! Ух ты! И так смешно вздрагивает, когда я трогаю. А как им удовольствие доставляют?

     — Его нужно вставить девушке в дырочку. Там. Внизу. Знаешь?

     — Но у меня там две дырочки, и его туда никак не вставить. Со мной что-то не так?

     — Почему ты так решила?

     — Ну-у... В писечке дырочка неглубокая совсем и маленькая. А в попе — очень узкая. Он не влезет.

     — Он влезет, Машенька. Просто в попочку нужно вставлять очень медленно и осторожно, чтобы она растянулась и привыкла. А в писечке у тебя есть природная преграда. В первый раз ее нужно будет разрушить, и тогда член войдет внутрь целиком. Даже такой большой, как у меня. В первый раз будет немного больно, но это только в первый раз. Зато в другой будет очень приятно. И каждый раз все приятней.

     — А как я могу сделать вам приятно?

     — Когда кто-то из нас вставит в тебя свой член, ему уже будет приятно. Но ты можешь сделать приятно и по-другому...

     — Как?

     — Ты можешь пососать член, как леденец и поласкать его рукой. Это очень нравится мужчинам!

     — Потап, а можно я пососу твой член, а потом ты вставишь его в меня?

     — Можно, моя хорошая. Но в первый раз мы попросим вставить Ивана, хорошо?

     — Почему?

     — У него член поменьше, и тебе будет не так больно. А мы с Михой уж потом, попозже.

     — И в попочку будете вставлять?

     — Во все твои сладкие дырочки, Машенька.

     — Спасибо, Потапушка, — девушка бросилась мужчине на шею и по наитию поцеловала его в губы.

     Голова сразу закружилась, и тело вновь охватила истома, как тогда, в первое утро, когда она смотрела на Ивана. Она была в этот момент почти абсолютно счастлива, если бы не одно «но». Эту последнюю проблему тоже нужно было решить немедленно!

     — Потап, а можно тебя еще кое о чем попросить?

     — Все что угодно.

     — Раньше бабушка мне всегда утром и вечером мыла писечку. Языком. Ты... не мог бы? Или братья? Ну... тоже...

     — Да конечно, Машенька! С удовольствием! И не 2 раза в день, а гораздо чаще! Мы все втроем с удовольствием будем мыть языком твою писечку! Но...

     — Что Потапушка?

     — Я подумал просто. Неудобно будет каждый раз снимать и одевать твои штанишки. Может, ты совсем не будешь их носить?

     — Но они такие смешные и красивые,...  

      — надула губки девушка, — мне нравится их носить. Я сама буду их сразу снимать, когда вы скажете, ладно? Мне совсем не трудно!

     — Договорились, — Потап вновь поцеловал девушку в ее сахарные уста, — А теперь, может ты пососешь мой член?

     — Прости, Потапушка, я совсем забыла! Ты скажешь мне, если я буду что-то делать неправильно?

     — Скажу, маленькая! Я сяду, а ты встань на коленки у меня между ног. Так удобней будет.

     Маша опустилась и обхватила большую красную головку губами. Член был горячий и чуть солоноватый на вкус. От него пахло Потапом, только запах был гораздо ярче и гуще. Этот запах очень понравился девушке и окончательно затуманил ей голову. Она действительно начала сосать член, как леденец. Старший брат терпеливо направлял движения девушки, давая ей короткие дельные советы. Она старательно поправляла свои действия и вскоре уже все делала так, как нужно.

     — Вот так, умничка! Как хорошо! Ты все делаешь хорошо! Соси! Соси его!

     Старшой уже готов был кончить, как в комнату вошел средний брат. Он застыл в двери в недоумении, но его тут же заметила Маша.

     — Миша! Потап сказал, что вы все любите меня! Я так рада! Садись рядом, я тебе тоже пососу!

     Оргазм у Потапа откладывался, так как девушке теперь приходилось по очереди обслуживать 2 члена. Более того, через 5 минут к старшим братьям присоединился и Иван. Несмотря на то, что пришел последним, кончил он первым. Сказалось то, что раньше у него никогда не было девушек. Когда густая струя семени ударила в небо Машеньке, она инстинктивно отшатнулась, отчего все ее личико было тут же забрызгано Ваниной спермой. Потап тут же успокоил ее, погладив по голове:

     — Это нормально. Когда мужчина получает от девушки удовольствие, он кончает, и из его члена выбрызгивается эта жидкость. Она называется сперма. Ты не пугайся ее, она же не противная?

     Машенька сглотнула, а потом облизала губки.

     — Нет, мне даже нравится... Вкусненькая.

     — Видишь, как хорошо! И запомни, когда девушка сосет мужчине, ему нравится кончать ей в ротик. И чтобы девушка все проглотила, а потом облизала член.

     — Я поняла. Я больше ни капельки не потеряю.

     — А теперь продолжай, чтобы мы с Михой тоже кончили.

     Вторым разрядился старший брат, и его сперма была другой на вкус, но тоже очень приятной. () Миша был третьим — и опять новые непередаваемые ощущения...

     Братья расслабленно развалились на лавке, а Машенька лежала поперек на их коленках. Миша неспешно ласкал ее грудки, высвобожденные из сарафана, Иван гладил пальцем ее щелочку, предварительно сняв с девушки штанишки, а Потап играл с ее волосами на голове.

     — Понравилась наша сперма?, — ласково спросил он.

     — Очень...

     — Хорошо, что мы с тобой поговорили. Теперь мы будем часто угощать тебя ею. И по очереди вылизывать твою писечку.

     — А когда вы вставите в нее свои члены?

     — Вечером мы сходим с тобой в баньку. Все вместе. Ты распаришься. А потом попросим Ивана сломать ту преграду, о которой я говорил. Тебе будет больно, но это пройдет. И когда совсем пройдет, мы будем трахать тебя...

     — Трахать?

     — Трахать — значит вставлять член в писечку. Есть еще слово «ебать». Оно более грубое и означает то же самое. Но раз мы тут все свои, можно и его говорить. Так вот... мы будем трахать тебя...

     — А в попу тоже «трахать» и «ебать» или другое слово?

     — Тоже «трахать» и «ебать». Вот ведь почемучка! Будем ебать тебя и в писечку, и в попку. А когда твои дырочки растянутся и будут готовы — в обе эти дырочки одновременно.

     — Здо-орово! А третьему, я могла бы сосать! Так ведь тоже можно?

     — Можно, лапочка. Ты у нас такая умненькая.

     — А в писю и в попу тоже кончить можно?

     — Можно, Машенька, но кончать в писю нужно осторожно. Если сперма попадет туда, то у тебя могут родиться дети.

     — Дети?! Но это же так хорошо! У нас тогда будет настоящая семья! Я очень хочу детей.

     — У нас обязательно будут дети, но чуть попозже. Хорошо? А пока мы будем кончать только тебе в ротик и в попку. Договорились?

     — Попозже, так попозже. У нас еще вся жизнь впереди.

     — Вот именно!

     * * *

     За окном было белым-бело. Приближалось рождество. На улице был жуткий мороз, но в избе было тепло и уютно. Голая Машенька лежала на животе поперек трех сдвинутых кроватей с блаженным видом. Только что она проглотила две внушительные порции спермы от Михаила и Вани, а Потап накачал семенем ее задний проход. Сегодня она впервые приняла в попу член Потапа и очень гордилась этим. Но кроме гордости она испытывала беспредельное счастье. В последнее время это было обычным ее состоянием. Она жила на грешной земле, но ощущала себя в раю. Ведь еще полгода назад она, несмышленая 18-ти летняя девчонка, грезила о муже на белом коне. А сейчас у нее не один, а целых 3 мужа! И они любят ее одинаково сильно, но каждый по-своему. И постоянно дарят ей радость, и сумасшедшее удовольствие. И она без памяти любила их, своих 3-х медведей, каждый день отдавая им без остатка свое тело и всю себя.