Без защиты

     Заснула она лишь под утро на пару часов, слушая его храп рядом с собой. Утром сказав ему, что у неё вечером спектакль (она соврала, не была занята сегодня в представлении), Лиза была привезена к театру и предупреждена, что после представления он заедет за ней и они вернутся домой. Он так уверенно произнес «домой», что ей стало не по себе. Проснувшись и убедив себя, что ночное истязание больше не повторится и она вовсе не привлекла Александра с этой стороны, девушка теперь не знала, что и думать, после такого категоричного предупреждения.

     Кое-как отрепетировав последующие спектакли, она сломала голову в поисках выхода из безвыходной ситуации. Хотя ей и неприятно было видеть вероломного бывшего любовника, так легко продавшего её, но бедной девушке требовалось с кем-то посоветоваться, а подруг она не хотела посвящать в детали своего позора. Поднявшись в кабинет директора, привычно минуя секретаршу, осведомленную, как и весь театр, в детали их связи, она вошла в кабинет. Евгений просматривал документы, но, увидев её, вскочил и проводил к дивану. Сочувственно бегающими глазками разглядывал он бывшую возлюбленную, ища в ней следы прошлой, как он понимал, непростой ночи. Они были, и ему стало жаль её измученного вида. Никто не решался начать.

     — Ты все знал... он так сказал. — Поверишь — я ничего не мог поделать. — Нет... то есть, наверное... Мне так плохо... Я себя ненавижу... Что мне делать? — Милая моя... люби... э-э, Лиза, дорогая... а-а в чем, собственно, дело? Он обещал, что не обидит тебя, будет заботиться, да! — Вы обо всем договорились? С кем мне будет лучше? Он обещал что-то тебе... А ты вот так легко согласился на все... Отдал меня... За что? — Ну, что значит «отдал»? Ты же не вещь, в конце концов! — Я тоже так думала до сегодняшней ночи. Я ошибалась, — и она заплакала, горько и громко. Евгений растерялся. — Боже... да что ж он сделал с тобой... ведь он же обещал... я предупреждал его, что ты особенная... что с тобой нельзя грубо... Ох! — Я... слышала... ваш... разговор... в сауне... я... тогда... не поверила... не поняла... зря... — едва выговаривала она сквозь рыдания.

     Он растерянно гладил её по голове, убеждая самого себя, что все не так несерьезно, и сам не веря в это ложное убеждение. Да, конечно, он подозревал о грозящей ей опасности: она совсем не похожа на доступных, легко смиряющихся с обстоятельствами женщин, радующихся внезапно привалившему материальному благополучию. И идущих на многое ради него. Она, настрадавшаяся в детстве от тяжелой семейной обстановки, ценила свободу и спокойствие своей теперешней жизни и не была готова так скоро опять попасть под давление властного, грубого мужчины совсем не её мечты. И он ничем не мог сейчас помочь ей, и, упаси боже, ему рисковать с её защитой, которой она, наверное, ждет от него. Он не самоубийца, у него семья, на нем весь театр. И вот парадокс: благополучие коллектива и его самого напрямую зависит от неё, от её отношений с этим ужасом во плоти — Александром. Это невинная, неосведомленная Лиза могла плакать и наивно надеяться на лучшее — она просто-напросто ничего не знала о мужчине, случайно положившем глаз на неё. Он, Евгений, не может легкомысленно отнестись к достигнутым договоренностям с бизнесменом: он его знает, наслышан. И лучше бы не знать, но что поделаешь: он ведь не рассчитывал, что приглашенная им для украшения ужина любовница приглянется одинокому сейчас, авторитетному полукриминальному бизнесмену и настолько очарует того, что послужит поводом и причиной для значительной, долговременной помощи вечно нуждающемуся театру. Вот такие дела... Ну как все это объяснить неосведомленной девушке!? И что ж не другая, каких много в театре!? Которая с удовольствием мгновенно заняла бы вакантное место любовницы богача!? И ему не пришлось бы так скоропалительно бросать нежную, влюблен-ную девушку. Да, он ничем не мог помочь безутешно рыдающей, неважно выглядящей Лизе.

     Бывший любовник молчал — ждать помощи здесь не приходилось. Лиза поднялась и пошла к выходу. — Ты куда? Что думаешь делать? Могу я чем-то... — он осекся, т. к. ничем не мог. — Попробую защитить себя сама, — попыталась улыбнуться девушка и тихо закрыла за собой дверь. Евгений забеспокоился: последние слова прозвучали не то угрожающе, не то предупреждающе. Ему стало не по себе, он решал: стоит ли перестраховываться, или ему только почудилось что-то опасное в её словах. Он встал, потом сел, опять поднялся, подошел к окну, как будто надеясь там найти ответ на мучавшее его сомнение. Достал трубку, начал искать нужный номер, найдя, застыл, всматриваясь в экран, затем мстительно улыбнулся, вышел из меню и убрал телефон.

     Лиза сидела в кабинете у следователя, куда её направил дежурный. Она записывала свои показания, а тот молча стоял у окна. — Вот, написала, — протянула девушка лист с несколькими строками, где она без подробностей описала свои ночные кошмары. — Положите на стол, — произнес полицейский и, поизучав скучный полузимний пейзаж за окном, бегло прочел лизины строки, наклонив голову к столу. Несколько раз бросив на неё внимательный взгляд, произнес: — Что ж так кратко?... Вот что... Вы... м-м, напишите все ещё раз поподробнее. Вот лист, пожалуйста... Я пока выйду по делам, — и он вышел, заперев кабинет.

     Лиза дописывала показания, когда дверь распахнулась, и вошел разъяренный Александр. Он постоял в дверях, злобно оглядывая её, и со словами «змея подколодная» двинулся к ней. Девушка вжалась в стул не в силах приподняться от сковавшего её страха и неожиданности. Следователь обежал бизнесмена, встал перед ней и принялся уговаривать того проявить благоразумие и не подводить его. — Не здесь, не сейчас, — повторял он, прикрывая её, онемевшую. Тот шумно переводил дух и, наконец, почти спокойно произнес: — Ладно, проехали... Забыли... Ну, ты давай, информируй, если что... Пошли-ка!

      Наказание

     Схватив окаменевшую Лизу, у которой застыл комок в горле, поволок её к двери, по ступенькам, на улицу, втолкнул в распахнутую водителем дверь и сам грузно уселся рядом. Дорога прошла в молчании, не считая злобно-насмешливых взглядов, бросаемых на неё. Лиза не сразу вышла в предупредительно раскрытую перед ней дверь, её не держали ноги; мужчина вернулся за ней, рванул за пальто и так притащил в дом. Закрыв за ней тяжелую дверь, не глядя на неё, он не спеша разделся и, глянув на неё, прошипел: — Что замерла? Раздевайся! Проходи. Так как она продолжила неподвижно подпирать стену, он, схватив её за грудки, больно стукнул спиной о ту же стенку и, приблизив покрасневшее, вновь разозленное лицо, зловеще прошептал: — Боишься? Правильно! Что ж так поздно? Не раньше? Когда додумалась до полиции? Изнасиловали её!? Ты себе даже не представляешь, что такое изнасилование! Тебя ещё никто не насиловал! Тебя, змею, отдать моим ребятам на пару часиков, чтоб ты почувствовала, что такое изнасилование! А я тут трясусь над ней: Лизавета, Лизанька! Говорил он, что ты не простая, но чтоб так... Вот дрянь! Осмелела! Снимай давай все!

     Непослушными руками она расстегивала неподдающиеся молнии на пальто и сапогах, никак не получалось остановить бьющую её дрожь. — Не умирай раньше времени! Не убью же я тебя, хотя и этого мало! — прикрикнул он, волоча её наверх. Притащив в мансарду под крышу, он велел ей раздеться, и сам сорвал с неё одежду, не дожидаясь, пока она путалась в пуговицах. Оставив в одном тонком белье, внезапно защелкнул на одной руке наручники и приковал к ножке широкой кровати, стоящей посреди большой комнаты. Накрутив длинные волосы на руку, всмотрелся в её испуганное лицо и ударил по щеке. Нагнувшись, оценил взглядом краснеющую щеку и вдруг крепко поцеловал в рот, ударив зубами ей по губам. Ещё несколько раз бил по щекам, впиваясь в губы всякий раз после. Прикусив последний раз ей верхнюю губу, оттолкнул со словами «жаль портить такую красоту» и ушел вниз, пообещав скоро прийти приласкать её. Не плачущая с момента их встречи в полиции, она беззвучно ...

  заплакала теперь. Так стало жаль себя, непонятно за что страдающую сейчас. Она никому за всю жизнь не сделала ничего плохого, так за что ей это?! И так хотелось, чтоб этот кошмар кончился. И было очень страшно. И просто жить хотелось.

     Она сидела на полу, опершись на кровать руками, положив на них голову. Не двинулась, когда он, раздраженно договаривая с кем-то по телефону, вошел, возбуждая вялый член рукой. Отбросив трубку, не прерывая мастурбации, он подсел к ней на кровать, заглянул в лицо, погладил волосы, дернул за них и запрокинул ей голову назад. Проговорив «Пора извиняться, милая», облизал ей шею и подбородок, обдав винным запахом. Покусывая её губы, подтащил к себе между ног и зажал коленями. Задрал вверх маленький бюстгалтер, освободив подпрыгнувшие груди. Оттолкнув одну свободную руку, которой она пыталась защититься, расставив ноги, прижал её к животу, аккуратно уложив член между грудей. Больно схватив маленькие белые полушария толстыми пальцами, сжал ими напрягающийся член и довольно заурчал. — Лижи его, ну, давай! — приказал он и, подавшись бедрами вверх, выдвинув пенис из ложбинки её сдавленных грудей, упер ей в подбородок. Удерживая её соски прижатыми к члену одной рукой, другой он нагибал ей голову, принуждая открыть рот. Она мычала и мотала головой, вырываясь. — Я не могу, не надо, пожалуйста! — закричала она. — В полицию — ты можешь, а минет — не можешь! Так учись! — рявкнув, он вскочил, выпустив её груди, задев болтающимся пенисом лицо. Дернул её за волосы вверх, так что чуть не оторвал прикованную руку. Пошире расставил ноги, дотянул её лицо до большого потемневшего эрегированного органа и прижал к нему. Когда она стала задыхаться без доступа воздуха, с плотно закрытым ртом и заблокированным носом, то широко раскрыла рот и с шумом втянула воздух, одновременно запуская внутрь толстую, вздутую головку. Проскользнув в неё, пенис удобно обосновался и устремился дальше, в горло, чтоб несколько минут то плавно, то резко, то задерживаясь на её губках, то рывком без преград скользить по горячему скользкому язычку. Ночной кошмар повторился, и вскоре он извергался ей глубоко в пищевод, так что отпущенная мужчиной и упавшая к его ногам, она не смогла ничего выплюнуть, как ни пыталась.

     Он перешагнул через неё и ушел в ванную, а она, кашляющая, лежала ничком без слез, без сил. Тяжело ступая, он вернулся и стащил с неё, неподвижной, полуспущенные трусики и лифчик. Она чувствовала, как он поворачивает её и трогает за ягодицы, но, измученная, не двигалась. Что-то твердое, гладкое, широкое проскользнуло ей в анус. — Не двигайся. Будет хуже! — пригрозил он, сидящий на корточках сзади неё. Она опасливо дернулась, не веря, что с ней происходит подобное, но он прижал её к полу сильной рукой. Вводя и вынимая, двигал он в ней каким-то неизвестным прибором. — Боже, что ты делаешь со мной? — прошептала она. Вогнав ей в зад анальную пробку и прижав ей ягодицы, мужчина встал. Отцепив её и оставив наручник болтаться на руке, он аккуратно поднял её и, обняв, повел в ванную. Там умыл, заставил прополоскать рот и повлек прочь. Подтащил к большому зеркалу встроенного шкафа и, обняв сзади, поглаживал всё тело, похлопывая по нему. Не отводя взора, утомленная до предела, видела она его самодовольное лицо, пока он сладострастно сминал её маленькие груди, тяня в разные стороны соски, покусывал ей плечи, прислушиваясь удовлетворенно к её вскрикам. Вид её, беспомощный и несчастный, провоцировал его к все большим мучениям.

     — Сейчас выну оттуда, я знаю — неприятно... Потерпи, дай-ка я тебя попробую, — он прижал её спиной к зеркалу и, быстро облизав ей груди, опустился перед ней на корточки. Развел ей ноги, заставив чуть присесть и, схватив за попку, потянулся губами к её лобку. Запустив горячий язык в щель меж нижних губок, водил им от заткнутого ануса до клитора, нажимая на последний, ещё мягкий. Она испуганно охнула и побоялась сопротивляться, только закрыла лицо руками. Совсем не как Евгений, который был нежен и едва касался там, жестко и напористо сновал его шершавый язык вдоль нежных лепестков, глубоко забираясь в увлажнившееся отверстие и со всех сторон облизывая увеличивающийся под ним клитор. Он специально нажимал подбородком на складочки, сминая их, а носом — на дрожащий бугорок, не оставляя ни секунды без стимуляции ни миллиметра её несчастной промежности. Кусая пальцы, она тяжело, низко стонала, ловя одобрительные взгляды его внимательно следящих за ней глаз. Он вновь опускал веки и с удвоенной силой бил неутомимым языком по самым чувствительным местечкам вагины, не пропуская ни одного. Втянув в рот трепещущий, затвердевший клитор и причинив ей неописуемые страдания, он вжался лицом ей в промежность и глубоко запустил пальцы в ягодичную ложбинку, удерживая её на дрожащих ногах и не давая упасть. Наконец, поднявшись и плотоядно облизнувшись, назвав её «вкусно пахнущей девочкой», он мокрым поцелуем заглушил её мольбы «хватит,... прошу,... не могу больше,... пусти,... как больно».

     Притащив к кровати, он нагнул её и, похлопывая по попке, вынул и вновь загнал анальную пробку. Успокаивая её словами «да я понял, что он тебя не трахал туда, не бойся, я — осторожно, больно не будет», много раз вгонял игрушку в неё, после заменил ту своими скользкими пальцами, проворачивая их в узком проходе. Её слезы капали на простынь, она сдерживала рыдания, чтоб не рассердить его. Долго мучимая анальной подготовкой, она ощутила, как он не сразу, с напряжением проталкивает ей в зад толстую, мокрую головку. Введя её, приостановился на миг, чтоб затем, не спеша проскользнуть в неё далеко внутрь и начать методично и плавно скользить по её узкому проходу. Было неудобно, тяжеловато, но уже не больно, как он и обещал. И очень стыдно ей, впервые насильно принужденной к подобному действу. Она ощущала себя овцой, покрываемой бараном, и, разумеется, ничего приятного не чувствовала. Ей по-прежнему казалось, что все это происходит с кем-то другим, а она видит как на экране, наблюдая за чужой жизнью.

     Между тем он прижал её к себе за живот и присел на кровать. Там он, откинувшись на руки и раскинув свои и её ноги, принялся толкать её снизу бедрами, подбрасывая на себе. Она упала ему на грудь, и ей также пришлось опереться о кровать, чтоб не упасть с него. Устав, он лег, крепко обняв её скрещенными руками, разом обхватив все тонкое тело. Оба тяжело дышали, непроизвольно стараясь попасть в ритм друг друга. — Не устала? Может, ты попрыгаешь сверху? — предложил он. Она не отвечала, тогда он перевалил их набок, положил её на руку и притиснул её живот к своим бедрам; устроился между её коленками, закинул её ногу на себя и, придерживая рукой, забился в ней. (Специально для — ) Она покорно выдержала уже недолгие толчки в себя, начав сопротивляться, только когда он больно сжал её распахнутую промежность. Рыча в оргазме, попутно он смеялся над ней, убрав руку из её влагалища, когда та стала совсем мокрой, проведя ею по всему её телу и зафиксировав на шее. Он не дал ей встать, навалившись на неё и вдыхая её запах. Повернув к себе её лицо, Александр довольно произнес: — Ну, вот, ты уже не плачешь. Умница! Я же говорил — тебе понравится! — и поцеловал.

     Выйдя из неё, откинулся на спину, отдышался и насмешливо произнес: — Ну и девушка мне досталась! Ничего не умеет! Как малолетка, да и то не всякая! Чем вы там занимались с твоим директором?! Звезды изучали? Она повернула голову, посмотрела в его смеющееся, сытое, как у кота, лицо и произнесла: — Да, я ничего не умею. И не подхожу тебе. И мне нисколько не понравилось. Отпусти меня. Я вызову такси и тут же уеду. Он бросил на неё изумленно-веселый взгляд, захохотал и, притянув к себе, добродушно сказал, что она его всем устраивает, что у него ещё таких не было и поэтому она остается, пока он сам её не выгонит. И что лучше ей не доводить до подобного, потому что ей не понравятся последствия....  

      Она опасливо произнесла, что не боится его и все равно уйдет, на что он по-прежнему весело ответил, что это она зря и лучше ей не совершать глупостей.

     Начало новой жизни

     Проведшая ночь почти без сна, сначала обнимаемая им, потом прислушивающаяся к его громкому храпу, утром шагнула она к театру, теперь ставшему одним из объектов вложения его денег, как он приговаривал, пока вез её туда. Прохаживаясь сарказмом насчет нищей культуры и алчных её руководителей, стоящих с протянутой рукой. И клоунов, конечно, — их, артистов. Сегодня она была занята в представлении. Высказав сомнение насчет своего присутствия на спектакле, Александр указал, где и в какое время ждать его, не угрожая более, считая, что они договорились.

     Её встретили заинтригованные подруги по общежитию, закидавшие вопросами, где и как она провела ночь с Евгением, как они считали. Опять в том загородном доме у какого-то мецената? Как удалось тому вырваться от жены и уединиться с ней — был самым животрепещушим. Почти не понимая их, как о чём-то давно прошедшем и забытом, слушала она их веселые намеки, ужасно стыдясь признаться, что директора в её жизни больше нет. А есть сущий ужас, и названия которому-то не придумаешь. И она ничего не стала рассказывать, надев улыбку и отшутившись. Работа помогла отвлечься, она ненадолго забылась. На финальных поклонах ей вручили шикарный букет, красивее, чем исполнителям главных ролей. Артисты шутили, что у неё появился тайный поклонник, кроме официального любовника. Она грустно несла букет в гримерную, гадая, как скоро о ней начнут сплетничать, наконец-то узнав, кто её поклонник. Она даже знала, как её станут называть за глаза, может, и в лицо; сама наблюдала подобных подруг по цеху, являющихся чьими-то содержанками и часто меняющих обеспеченных содержателей.

     Машина Александра подъехала к служебному входу в тот самый момент, когда она уговаривала подруг ехать в малосемейку без неё, а те, видя, что Евгений не ждет её сегодня, никак не желали оставлять её одну. Никакой тайны сохранить не получилось: улыбающийся Александр вышел из машины и, быстро сориентировавшись под любопытными взглядами юных актрис, церемонно и неизящно поцеловал ей руку и галантно захлопнул за ней дверцу. Пожелав замершим с раскрытыми ртами девушкам приятной ночи, он уселся рядом с ней.

     Обняв её как ни в чем не бывало, он расспрашивал о прошедшем дне, о спектакле, о каких-то пустяках, и она отвечала безразлично и равнодушно, заставив себя не выказывать ненужных эмоций. Он, довольный её спокойствием, без раздражения с юмором жаловался на хлопотный бизнес, отнимающий силы. Она не задавала вопросов, т. к. совсем ничего не знала ни о нем, ни о его бизнесе, кроме тех скупых сведений, которыми её снабдил когда-то бывший любовник и которые она тогда не слушала.

     Заметив, что ей совершенно нечего переодеть у него, кроме его одежды, он обещал назавтра заехать к ней в комнатушку и перевезти её вещи. Она изменилась в лице: угрозы совместной жизни перестали быть вероятностью и с пугающей скоростью превращались в страшную реальность. Как же она попала сюда!? Насколько!? Рассеянно тыкая вилкой в тарелку и стараясь не смотреть на него, с аппетитом поглощающего еду, она не подняла головы, когда, икнув, он шумно поднялся и напомнил, что ждет её в спальной. — Только давай сегодня без глупостей, Лизавета! Спать уже хочется. Посмотрев на его удаляющуюся широкую спину, она горестно уронила голову на стол, но от усталости слезы не лились из глаз: вероятно, все положенные она выплакала.

     В угнетенном душевном состоянии она вошла, застав его ожидающим её, голым, сидящим на краю кровати. — Ты долго. Иди ко мне... — Дашь мне что-нибудь переодеть... — Зачем, здесь тепло, мы же решили завтра. Иди сюда... раздевайся. Подожди, это я сам, — он ловко расстегнул ей бюстгальтер, сняв его и накрыв её груди широкими ладонями. Проведя ими по телу, скрутил тесемки стрингов и медленно снял их, отбросив маленький кружевной комочек. Она смотрела вверх, стараясь оставаться неподвижной, пока он привлек её к себе и лизал соски. Положив напряженные руки на его широкие плечи, Лиза, запрокинув голову, мучительно ощущала его скользящие вниз по животу губы и язык, зная, что сейчас ей будет больно.

     Ткнувшись ей куда-то вниз живота и почувствовав неудобство, он схватил её ногу и закинул себе на плечо. Стоя на одной ноге между его ног, держа его за плечи, терпела девушка потные пальцы в преддверии влагалища, нащупывающие сухое отверстие. Втолкнув в неё по очереди почти все пальцы, он несильно задвигал ими, расширяя вход. Взглянув на неё, молча переносящую его ласки, он протянул кончик языка к клитору и упер в него. Она подняла руку, вытерла текущие слезы и зажала рот. Изредка бросая на неё взгляды снизу, он то ускорял, то замедлял толчки в её отверстие, казалось, ещё немного — и вся рука скроется в ней. То лениво полизывая потемневший и увеличившийся бугорок, то нажимая на него языком, он ждал её реакции, а она по-прежнему ощущала только боль. Наконец прослушав её томительные стоны, мужчина вынул из неё мокрую руку и приставил язык к трепещущему отверстию, слизывая её соки. Она пыталась отодвинуть плотно вжавшуюся ей в промежность крупную голову, но ничего, конечно, не получилось; и несколько секунд она выслушивала его сладкие причмокивания и выдерживала уже менее невыносимые прикосновения.

     Он дернул её за руку на себя, обнял за спину и целовал липкими губами. После с хриплым возгласом «теперь ты» Александр столкнул её с себя на кровать, вскочил и, схватив за плечи, дернул к низу живота. Инстинктивно она вытянула руки и уперлась в его круглый живот, стиснув губы. Сильно схватив её плечо и накрутив на кулак волосы, он вжал её в пах и, перецепив руку ей на шею, сдавил. Она в ужасе захрипела и начала хватать открытым ртом воздух; как и вчера, и позавчера, давясь и испытывая приступы тошноты, крепко сдавленная им за виски, долго выдерживала глубокое погружение его органа в своё горло. Нагнувшись к ней, он приговаривал: — Ничего, ничего,... потерпи,... скоро уже,... вот сейчас,... как хорошо... м-м, — и выплеснулся ей на безвольно приоткрытые губы. Оставив её лежащей, ушел в душ и, вернувшись и найдя её в прежнем положении, поднял и поволок туда же. Спросил, держать ли ей волосы, если её будет тошнить, и, получив отказ, облил её водой, умыл ей лицо и уложил в кровать, накрыв одеялом, несмотря на тепло.

     Лиза перестала дрожать и согрелась; она искоса взглянула в сторону мужчины и встретила его взгляд: — Ну как ты, жива? Вместе с окончанием мук к ней вернулась способность соображать здраво, а его кажущаяся сиюминутная уравновешенность придала ей смелости. — Послушайте, Александр, — впервые назвала она его. — Может быть, просто будем встречаться, ну как все. Я буду иногда приходить к вам, вы — ко мне. Будем созваниваться и назначать свидания... — Саша, — перебил он её. — Называй меня Саша и на «ты»; ты не моя подчиненная, ты моя девушка. Продолжай, что ты там ещё надумала? После слов «ты моя девушка» у неё заметно поубавилось предложений, т. к. предыдущие он пропустил мимо ушей, ничего не отвечая. Улыбаясь, смотрел он на неё и, опустив руку ей на щеку, погладил. — Алек... Саша, ну так нельзя, вот так насильно, ведь у меня может быть кто-то, я могу быть несвобод... Она замолчала, остановленная его хохотом: — Да нет у тебя никого! Был твой хмырь, и тот продал тебя сразу же, как почуял деньги... Да не расстраивайся ты, Лиза, поверь мне — не о чем. Только голову тебе дурил, он же женат! Да, кстати, а как это сочетается с твоей... э-э... порядочностью, вот?! Или ты, типа, не знала?

     Лиза изо всех сил стиснула веки, чтоб не выступили слезы обиды. — Не могу я с тобой... Не хочу. Не получится ничего из этого... сожительства. — Посмотрим, Лизавета, время покажет, что и как... Привыкнешь ко мне, вот увидишь. Заботиться о тебе стану, помогать... Со мной тебе будет лучше, чем одной. И уж точно не хуже, чем с женатым. Красивой девушке нужна защита, а где ты её возьмёшь сама? Где? — Мне никто не угрожает. И не угрожал... кроме... — она запнулась. — Теперь уже никто и не будет, — сделав вид, что не заметил намека. — Подожди, милая, глядишь, и я пригожусь когда. И все, закончили разговор уже! Спи, жертва изнасилованная! Хохотнув своей удачной шутке, он легонько хлопнул её по лбу и, отвернувшись, захрапел. Как ни странно, быстро заснула и она, уверенная, что опять будет лить слезы без сна.

     Утром забирая свои вещи, Лиза навестила подруг в соседних квартирках. Зная, что все равно придется что-то рассказывать о себе, она решила лучше начать первой. Там её и нашёл Александр, забытый ей, уставший ждать внизу, громко гаркнувший в длинном коридоре: «Лиза, ты где?» В это время притихшие девушки потрясенно выслушивали значительно приглаженную подругой информацию (она и не думала рассказывать все, как есть), недоверчиво качали головами на её слова «он за мной ухаживал и предложил жить вместе,... я подумала и согласилась,... у меня ведь сейчас никого нет... «. Девушки забросали Лизу вопросами: — А как же твой Женечка? Когда вы расстались? Ты ничего не рассказывала! Почему? Она и сама понимала, что её история шита белыми нитками, но тем более осознавала, что никакую правду говорить ни в коем случае нельзя: и так про неё ходили сплетни насчет связи с директором, а теперь ещё и этот случай. Нет, пусть все думают, что у неё новый роман и как результат его — сожительство; так безопаснее и проще, чем страшилки про насилие. — Это за мной, — поспешно поднялась Лиза, но не успела выйти. Александр распахнул дверь и сердито оглядел актрис. Сменив раздражение на приветливую улыбку, со словами «Это твои подруги? Что ж ты нас не познакомишь?» он вошел. Взяв себя в руки, с милой улыбкой она представила его «мой... друг». Раздав всем свои визитки и пригласив бывать у них, он подхватил её под руку и вывел, отругав по дороге к машине.

     Заехав в ювелирный салон, подтащив её к прилавку, быстро пробежал глазами предложенные браслеты и, выхватив с бархатного лотка самый толстый и тяжелый, надел ей на запястье в синяках после наручников. — Ну, кто старое помянет — тому... сама знаешь... давай забудем, что было, — и, не дав опомниться, отвез в театр. А вечером после спектакля — домой. Сидя с йогуртом в просторной столовой рядом с поздно ужинающим мужчиной, глядя, как он много ест, уговаривала себя уставшая, расстроенная девушка принять тягостную ситуацию и смириться на время с ней. В том, что на время, — она не сомневалась. — Все равно уйду, не останусь с ним! Уйду! — приняла она твердое решение. — Что-нибудь придумаю! Я не я буду! Хорошо, что пока у меня никого нет. — Ну, что, пошли, милая! — прервал её размышления насытившийся бизнесмен.