— Не ожидал встретить меня здесь, сынок? — растянулся старик в улыбке.

     — Джим?!... Как ты здесь оказался? — спросил Дюваль, уже, впрочем, обо всём догадываясь.

     — Меня занесли сюда вонючие медузы, — осклабился тот.

     — Ясно, — кивнул Дюваль. — Ты один?

     — Нас трое. Индеец Пьер и Отец Джузеппе. На «Зевсе» мятеж... После тебя меня выбрали капитаном, как твоего помощника. Но потом что-то не заладилось, — грустная усмешка скользнула по его лицу, — стар я для таких дел, хватка не та... Эти двое — единственные, кто оказался на моей стороне. Нас решили закинуть сюда.

     Джим вздохнул и почесал затылок. Поспешно добавил:

     — Ты не бойся! К тебе мы не просимся. Догадываюсь, что с девчонкой у вас всё сладилось, — он вновь усмехнулся. — Ты видный парень, женщины тебя любят, она не могла устоять. Я прав?

     — Прав, — улыбнувшись, кивнул Дюваль. — Она моя жена... и у нас сын.

     — Поздравляю! Это славно, — глаза старика блеснули. — Я вижу, что ты счастлив...

     — Где ребята? — спросил Серж.

     — Там, — Джим махнул рукой в кусты.

     — Идёмте, я познакомлю вас с семьёй.

     — А, может, не стоит, — Джим посмотрел на него с сомнением. — Девчонка испугается нас... Мы же не такие красавчики, как ты, да и воспитание у нас подкачало...

     — Старина, не говори глупостей! — поморщился Дюваль.

     Джим опять свистнул, из кустов шагнули два человека. Один — высокий и худой, как жердь, по виду индеец, с длинными смолянисто-чёрными прямыми волосами, повязанными красной лентой, и загорелым кирпичным лицом, второй — невысокий, коренастый итальянец в сутане и черной широкополой шляпе, закрывавшей лицо.

     — Ну, здравствуй, Асье! — они друг за другом пожали Дювалю руку и похлопали по плечу.

     — Не ожидал, что придётся встретиться? — смеясь, спросил Джузеппе.

     — Да уж... — улыбнулся Дюваль. — Я рад встрече... Идёмте!

     Перед хижиной он попросил:

     — Ребята, подождите здесь. Я должен предупредить жену, чтобы не испугать её...

     Войдя в дом, увидел, что Анна склонилась над рукоделием — шила распашонку сыну.

     — Милая, — начал осторожно, — я привёл гостей.

     — Пусть Хименес подождёт, мне нужно одеться...

     — Анна, я сказал не гостя, а именно гостей, — улыбнулся Дюваль, поднося к губам её руку.

     Видя, что она встревожилась, успокоил:

     — Это Джим с друзьями... Их трое... Тот парусник — это был «Зевс»... Да не бойся, — он привлёк её к себе и поцеловал вспыхнувшую щёчку. — Всё хорошо.

     — Серж, это же пираты! — Анна уставилась на него горящим взглядом.

     — А я кто? — улыбнулся он и немного обиженно заметил: — Я такой же пират, но со мной ты... делишь ложе, от меня ты родила сына... Ты мне веришь? — он сжал её плечики.

     — Ты знаешь! Это совсем другое! — она смешно наморщила носик.

     — Нет! Это не другое. Вспомни, тогда, на корабле ты совсем меня не знала, но поверила мне... Поверила сразу. Я ручаюсь за них... Джим мне, как отец, Пьер — индеец, для него дружба свята, — Дюваль усмехнулся, — а Джузеппе... он... он носит сутану.

     — Сутану? — глаза Анны удивлённо расширились. — Разве среди пиратов есть священники?

     — Случается, — усмехнулся Дюваль. — Всё, оденься приличнее, я сейчас приведу их сюда.

     — Но они не разбудят Анри?

     — Не говори глупостей!

     Пираты один за другим тихо вошли в хижину. Анна, сжимая ладони, стояла в голубом платье с глухим вырезом и длинными рукавами. Волосы она подобрала в пышную причёску. Дюваль сам онемел от её красоты, его друзья просто оторопели.

     — Здравствуйте, господа! — улыбнулась она, чувствуя, что сейчас лишится чувств от охватившего её страха.

     Понимая состояние жены, Дюваль взял её за руку и тихонько пожал маленькую ладошку.

     — Друзья, это моя жена, мадам Анна.

     — Очень рад, мадам, — снимая шляпу, поклонился человек в сутане и пожал ей руку.

     Индеец просто склонил голову и сказал: — Здравствуйте, мадам!

     — Рад снова видеть тебя, дочка, — улыбнулся Старина Джим, смущённо кашлянув.

     — Ребята, — тоже улыбнулся Дюваль, — наш малютка пока спит. Его вы увидите позже. А пока давайте-ка вынесем стол во двор и как следует перекусим.

     Анна собрала скромное, но сытное угощение. Улыбнувшись мило и застенчиво, сказала извиняющимся тоном:

     — Господа, я оставлю вас. Уверена, вам есть что обсудить.

     По правде сказать, сидя в хижине, она прислушивалась к глухим голосам во дворе. Ей всё еще было страшно, хотя, решила она, эти люди были не похожи на отъявленных негодяев. И ещё она заметила, что Серж был очень им рад.

     — Ты должен знать, сынок, — прохрипел Джим, — «Зевс» всё ещё здесь.

     — Вот как... — Дюваль провёл рукой по голове, обдумывая неожиданное известие.

     — Да, — кивнул Джузеппе, — они намерены поискать сокровища Блэка. Ну, помнишь ту историю, что якобы на одном из островов он зарыл награбленное золотишко?

     — Именно на этом острове? — брови Сержа удивлённо приподнялись.

     — Да чёрт его знает! — поморщился Джим. — Может, и на этом... Блэк был, упокой его душу, хитрой бестией, — и он смачно впился зубами в запеченную птичью ножку.

     — Но сокровища того стоят! — заметил Пьер. — Я сам когда-то видел сундук. Если найти такой, можно всю жизнь жить, как сыр в масле.

     — Только какой прок от золота на этом острове? — вернул их на землю разумный довод Джузеппе. — У нас нет даже дырявого корыта! Остаток дней проведём здесь.

     — Ну, нам с тобой, дружище, — хлопнул его по плечу Джим, — здесь самое место осесть, — хихикнул он. — Годы своё берут, пора остепениться... А это место вполне сгодиться для тихой гавани.

     — Пожалуй, ты прав, — вздохнув, с улыбкой согласился Джузеппе.

     Потом Дюваль с Пьером и Джимом пошли к берегу. Джузеппе остался сидеть за столом. Анна тихо подошла к нему.

     — О, мадам, извините, я... — поспешно поднялся он.

     — Сидите, прошу вас, — остановила она его и нерешительно спросила, смущаясь: — Простите моё любопытство... вы... правда священник?

     — Гм, — он усмехнулся, — ну, если я до сих пор ношу это, — он указал на сутану, — и служу панихиды, то, наверное, я священник. Ах, мадам, — его глаза погрустнели, — жизнь — забавная штука...

     — Отец, — Анна опустила глаза, — не могли бы вы крестить моего сына?

     — Крестить? — во взгляде чёрных глаз Джузеппе появилось какое-то мягкое выражение. — Конечно, — его крупный рот растянулся в улыбке, однако Джузеппе сразу оговорился: — Если капитан согласен... то есть Стальной... Я хочу сказать, если согласен ваш муж, мадам.

     — Я уверена, он не будет против, — улыбнулась Анна и дотронулась пальчиками до его рукава.

     Однако её слова отразились сомнением на лице отца.

     — Идёмте, я покажу вам его... Нашего Анри, — предложила Анна.

     Когда Джузеппе увидел младенца, лежащего в колыбельке, играющего своими крошечными ножками, он опять улыбнулся и заметил:

     — О, мой Бог! У него глаза капитана! Только от взора Сержа берёт оторопь, а в эти хочется смотреть, не отрываясь, как в ласковые волны.

     Анна улыбнулась. «Знали бы вы, отец, — мысленно усмехнулась она, — что я, не отрываясь, смотрю в глаза вашего капитана... Одной мне известно, что это самый добрый и нежный взор на свете».

     Джузеппе, смешно скорчив для младенца забавную мину, уверил её:

     — Безусловно, дочь моя, его надо окрестить. Правда, я делал это лишь однажды... И это было очень давно... Но я с радостью сделаю это теперь.

     Поздним вечером, когда Джузеппе и Пьер крепко спали позади хижины, Джим с Сержем сидели на берегу.

     — Так ты говоришь, этот Хименес тебе не нравится? — раскуривая трубку, спросил старик.

     — Да, и Анне тоже... Есть в нём нечто странное... Уверен он что-то скрывает...

     — Ладно... — старик улыбнулся, — посмотрим, решим... Стемнело совсем, — заметил он, взглянув в чернильное небо. — Иди в хижину... Твоя принцесса заждалась уже...

     — Джим! — Дюваль пихнул его в плечо, сверкнув ...

 

     глазами.

     — Да я ничего, — засмеялся тот, — смотрит она на тебя с обожанием, триста акул мне в глотку! Иди, иди к ней! А я посижу... подумаю про твоего соседа...

     И он выпустил из трубки колечко дыма.

     Дюваль на цыпочках прошёл в дом, стараясь не потревожить сон жены и сына. Было душно, и Анна по обыкновению спала раздетой. Её косы разметались по постели, в серебряном свете ночи, льющимся в маленькие оконца, округлые формы хрупкой фигурки, казалось, светились сами. Её дыхание было ровным, а нежные жемчужно-розовые губки чуть приоткрылись.

     
Серж осторожно опустился рядом с ней. Вмиг тонкие ручки обвили его шею, а головка устроилась у него на груди, рассыпав вокруг шёлковые локоны.

     — Милый, — сонно прошептала она, — где ты был так долго?

     — Спи, спи, девочка, — отвечал он с улыбкой и поцеловал её носик.

     В ответ она прижалась губками к его губам и закинула колено на его бедро. Он ощутил прикосновение мягкого бархата, сокровенная тайна прижалась к его ноге, и Дюваль вздрогнул, пронзённый молнией. Анна сладко спала у него на груди, а для него о сне не могло быть и речи. Он почувствовал, как напряглось внизу живота, сладко заныло в «кисетах», а сердце застучало так, словно собралось покинуть его, сорвавшись с места.

     — Девочка моя, — подумал Дюваль, — что же ты со мной делаешь?

     Его рука медленно скользнула по спинке жены, обрисовывая плавные изгибы, опустилась к нежным половинкам «персика». Анна вздохнула во сне, словно пытаясь освободиться от его руки, дёрнула попкой, мягкий бархат между её ножек потёрся о его бедро. Серж «завёлся» ещё сильнее. Эта игра всё больше нравилась ему. Было что-то невероятно сладкое ласкать её спящую. Его рука словно сама собой раздвинула пухленькие половинки «булочки», скользнула чуть ниже и принялась ласкать сокровенную тайну. Его пальцы осторожно, как будто боясь разбудить Анну, теребили нежные складочки, постепенно проникая в уютное пространство. И вдруг он ощутил медовую влагу между ножек. Её спящее тело отвечало на его ласки!

     Анна застонала и открыла глаза.

     — Любимый, что ты делаешь? — прошептала она, сонным голосом.

     Не дожидаясь ответа, перевернулась на спину, чуть отодвинувшись от него. Он склонился над её ушком и сказал чуть слышно, одними губами, окутывая синим блеском своих глаз:

     — Котёночек мой, я хочу поиграть с тобой.

     — Мнн, — протянула она и сладко причмокнула губками.

     Он расценил это как согласие. Его язычок стал ласкать нежную кожу животика, щекотать очаровательную ямочку, спускаясь всё ниже, скользнул между ножек. Жадные губы опустились на мягкий бархат восхитительной тайны.

     — Ннн, милый, — проснулась Анна, — я боюсь закричать.

     — Терпи, терпи, моя сладкая девочка, — прохрипел он с полубезумной улыбкой. — Кричать нельзя, проснётся маленький... да и не одни мы...

     Губы завладели крошечной «жемчужиной», стали посасывать этот сладкий шарик, чуть ударяя его языком. И едва ощутив приближение её взрыва, Дюваль быстро закрыл любимый ротик поцелуем, чтобы заглушить вскрик Анны. Её конвульсии, трепет нежного влажного ротика довели его до умопомрачения.

     Через мгновения, едва придя в себя, Анна, согнув точёные коленочки, широко расставила ножки, посмотрела на мужа улыбающимся манящим взглядом. Безмолвно она, казалось, говорила:

     — Здесь всё принадлежит вам.

     Ещё раз ласково лизнув медовое местечко, Дюваль дразнящими движениями провёл багровым концом восставшей плоти по набухшим складочкам. Анна задрожала, выгибаясь, подалась к нему. Но Дюваль, поддразнивая жену и самого себя, продолжал медленно погружаться в тёплые влажные створки раковины, скользить между ними и выходить обратно. Он щекотал их во всех направлениях и, наконец, плавно взял Анну таким привычным и любимым ею движением, настойчиво качнувшись вперёд, до конца заполнил её собой.

     Стараясь не придавить её, такую маленькую и хрупкую, своим весом, Дюваль не опускался на неё сам, а руками за талию и плечи прижимал к себе, стоя на коленях, чуть наклонившись вперёд. (Специально для — ) В последний момент, на грани взрыва, он впился в её раскрасневшиеся губки страстным поцелуем, который подавил их крики, приглушив их до стонов.

     Потом, подхваченные солнечным ветром, они упали без сил и заснули в объятиях друг друга.

     Анна склонилась над колыбелью, поправляя одеяльце сынишке.

     — Анри, крошка мой, — улыбаясь, сказала она, — скоро придёт папочка, и мы пойдём погуляем. А пока надо поспать...

     И она стала тихо напевать мелодичную колыбельную, которую когда-то ей пела няня.

     Дюваль с друзьями ушёл ещё утром, они отправились навестить Хименеса. Сержу не хотелось оставлять жену одну, но он должен был показать своим товарищам дорогу к пещере дикаря.

     — Мы скоро вернёмся, — целуя Анну в щеку, заверил он. — Без меня не выходи из хижины, даже во дворик...

     — Скажи, — она подняла на него глубокий взгляд, в котором пряталась тревога, — а ваш корабль... он ушёл?

     — Не бойся! — Дюваль прижал её к себе, спрятал в замке своих рук. — Если они ещё и здесь, сюда они не сунутся! Их интересуют сокровища Блэка... Блэк никогда не заходил на эту часть острова. Я это точно знаю... Я мигом! А потом, мадам Дюваль, — он подарил ей чарующую улыбку, от которой у Анны внутри что-то оборвалось, — вечером Джузеппе окрестит нашего малыша и... обвенчает нас, — последние два слова он произнёс чуть слышным шёпотом.

     — Обвенчает?! — Анна, словно не поверив ему, заглянула в его глаза.

     Спокойные волны плескались в них, притягивая, заставляя позабыть обо всём на свете. От его взгляда она покраснела и уткнулась носиком ему в грудь.

     — Да, — опять шепнул он, — я попросил его об этом. Мои жена и сын должны носить мою фамилию... Конечно, мне бы хотелось сделать это в иной обстановке... в роскоши, достойной тебя...

     — Мне не нужна роскошь, — Анна опять подняла на него глаза, которые, казалось, стали ещё больше, — только ты... мне нужен только ты...

     Он нежно взял в свои её дрогнувшие губки, сильнее прижал к себе и тут же быстро вышел из хижины.

     Четверо мужчин, стараясь не издавать лишнего шума, продвигались по лесу. Наконец, они пришли к густым зарослям, за которыми скрывалась пещера. Дюваль остановился и, кашлянув, тихо позвал:

     — Рикардо, вы дома?

     Ответа не последовало, и четверо друзей проникли в пещеру.

     — Да тут никого нет! — первым заметил Отец Джузеппе.

     — Тсс, — Дюваль приложил палец к губам и выразительно повёл глазами, намекая на то, что Хименес мог подслушивать их.

     Джузеппе смешно зажал себе рот ладонью. В манере этого итальянца было много забавного, никак не вязавшегося с его саном и пиратством. Он был весь человек противоречие.

     Пьер, немногословный по природе, и Джим молча осматривались. Убранство этого странного жилища было более чем скромным. Куча тряпья, несколько деревянных плошек, дубинка — вот, пожалуй, и всё.

     Взгляд Джима, впрочем, остановился на чём-то ещё. Однако старик не подал вида, что именно привлекло его внимание.

     Обратно они шли молча. Лица у всех были задумчивы, особенно озадаченным казался Джим.

     Анна услышала, как отворилась дверь и кто-то вошёл. Она стояла к дверям спиной и, не оборачиваясь, сказала:

     — Милый, наконец-то, мы хотим гулять...

     И осеклась, обернувшись, увидела, что пред ней стоит Хименес. Впрочем, его она узнала только по внимательному изучающему взгляду карих глаз. Он очень изменился. Густая борода была аккуратно подстрижена, длинные седые волосы не свисали, как раньше на лицо, а собирались в пышный хвост на затылке. Но самое главное — одет он был в приличную настоящую одежду, и это не были обноски Сержа. На поясе висели абордажная сабля и пистолет, в руке он держал чёрную широкополую шляпу.

     Хименес улыбался, так, словно, зашёл к себе домой, бесцеремонно окидывая взглядом хижину и саму её хозяйку.

     — Хименес?! — Анна уставилась на него пронзительным чёрным взглядом, постаралась выглядеть как можно более спокойной, чтобы не выдать волнение, охватившее её.

     — Да, мадам, — ехидно улыбнулся он и на чистейшем английском языке, будто и не было у него никогда испанского акцента, сказал: — Если вам так угодно меня называть... Пусть я буду Хименес. Вы привыкли к этому моему имени, и я, пожалуй, тоже.

     — Но... — Анна сжала ладони, — я не совсем понимаю вас...

     — Хорошо, — он опустился на табурет, бросил шляпу на стол, — я мог бы назвать вам своё настоящее имя, но — для чего? Вам оно всё равно ничего не скажет, — он пожал плечами. — Скажу лишь главное... И уверен, это вас несказанно обрадует, — он опять сверкнул грязной ухмылкой, — я теперь капитан известного вам, должно быть, судна «Зевс»... И я пришёл, чтобы увести вас на цивилизованную землю.

     — Вы — капитан?... Анна продолжала стоять, вытянувшись как струна.

     Её мысли путались, и она никак не могла собраться, чтобы осознанно отвечать ему.

     — Всё, мадам, — Хименес встал, — собирайтесь немедленно, мы должны поторопиться... У меня много дел...

     — Но... я должна дождаться мужа! — наконец, собралась она.

     — Мужа? — он расхохотался. — Вы сказали — мужа?

     И вдруг, став совершенно серьёзным, рявкнул:

     — Не говорите чепухи, мадам! Он вам такой же муж, как я отец родной! Вашу историю я прекрасно знаю! И предупреждаю — если вы не хотите нарваться на проблемы, делайте всё, что я вам приказываю.

     Он громко свистнул, и в хижину вошли двое вооружённых пиратов.

     — Ребята проводите леди к нашей лодке.

     — Я сейчас соберу сына, — быстро согласилась Анна.

     — Что? Сына? Вы что, считаете, у меня нет больше других забот, как держать на корабле кормящих баб с младенцами? Уже одно то, что я решил спасти вас, должно вас обрадовать!

     — Но, сэр, — Анна смело посмотрела ему прямо в глаза, — он — совсем крошка... И он не ест ничего... Он не станет лишним ртом. А без меня он погибнет! Прошу вас, сэр! — у неё побежали слёзы. — Во имя того, что муж... что его отец сделал для вас, прошу, не отнимайте меня у моего сына... Позвольте мне взять его с собой...

     — Хм, — ухмыльнулся Хименес, — хорошо, я умею быть благодарным... И по счетам всегда плачу... Живее собирайте ваше отродье!

     Он что-то шепнул одному из пиратов, тот согласно кивнул головой.

     Анна заметалась по хижине, побросала в узел нехитрые тряпки, под одеяльце сына незаметно сунула стилет. Вскоре они с Анри сидели в лодке, и всё дальше уплывали от берега, где Анна была так счастлива, где оставалась её единственная любовь, её жизнь — Серж Дюваль.

     — О, мой Стальной... — прошептали побелевшие губки Анны.

     (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)