Был вечер, близилось к ночи,
В одной квартире затхлой,
Остались вечером одни,
Шалавы Машка с Катькой,

     Та Машка как мужик была,
И челюстью квадратна,
И с хриплым голосом она,
Была вся в жесть развратна,

     На Супер-Марио похожа,
Была щетиной и усами,
Бицуха вкачана, блин, тоже
И плоска — жопой и сосками,

     Другой совсем была Катюха,
Ходила в доме без штанов,
Была та Катенька каблуха,
И никогда без каблуков,

     Спала, и то она с туфлями,
И выходила без белья,
На улицу, дорог, дворами,
И шлялась — вот такой была,

     И вот, раз, запершись в каморке,
Катюшка с Машкой заняться,
Решили этим, губы-створки,
Нацелились на сусала»,

     Катюхи, и крутая Машка,
Как размахнулась кулаком,
С кастетом, с дурью и размашкой,
И полетела кувырком,

     Когда к её лиловой щёлке,
С размахом прилетел кулак,
И импульс мощный той девчонке,
Он мигом сообщил как нах,

     Оставив страшный синячище,
Внизу той Катьки живота,
Помыв пол кровью (сделав чище),
Ещё приблизилась она,

     Свою бицуху разминая,
Ещё раз врезать захотев
И тот удар припоминая,
Что ставила недели две,

     Назад, и вдарила бесстыжо,
И отлетела та к стене,
У Катьки, кровь ещё разбрызжа,
Катюха расползлась по ней,

     А после на пол вся осела,
С развёрстой щелью своей нах,
И снова вскорости запела,
Она опять на кулаках,

     Сидящая на апперкотах,
Подпрыгивая вниз и вверх,
Кать верещала вся взахлёб нах,
И разнеслась щель под орех,

     Когда огромные лапищи,
Машуньки в щель врезались все,
Помыв все стены (сделав чище)
Щель разнесло её на две,

     От дикой боли окосели,
Катищи страшные глаза,
Читатели, а было дело
В том, что эта коза,

     Была походу мазохисткой,
Как всяка куколка (да-да),
А Машка же была садисткой,
Актив же (так вот, господа),

     И наконец та отпустила,
Объятий страшных кулаки,
А гравитация решила,
Лететь вниз Катьке, и с ноги

     Обутой в кованный ботинок,
Ей Машка засадила в щель,
И вот уж в комнате кровинок,
С разбитой киски уж не счесть,

     С кровавой щелью оседая,
На пол, и лужицу налив,
Катюня, лесби удалая,
Скривилась, и теперь решив,

     Машуня заняться футболом,
В котором вместо бы мяча,
Щель сделать, и воротов голом,
Тут будет ессно кровища»,

     Бутсами плюхи раздавая,
В разбитую конечно щель,
Машунька, лесби удалая,
Она кайфует так теперь,

     Взметалась кровь всё выше-выше,
И побледнела жертва вся,
На потолок попав (стал чище),
Вот не хватало бы мяча

     Забить до смерти, крови стало,
Всё менее и меньше течь,
Лишь б через месяц Катька встала,
Ей лучше бы в больницу лечь,

     Да не удасться, ибо власти,
Про этих боевых подруг,
Вмиг скажут, что они напасти,
Подверглись, то души недуг,

     Иначе — обе те психички,
Что изолировать нужно»,
И повезут на электричке,
Обеих в смрадный жёлтый дом,

     И так, с гримасой боли жуткой,
В огромной лужи из крови,
Её как скорчилась подружка,
И повылазили с орбит,

     Её испорченные глазки,
Давно повытолкнув очки,
И обе эти пидораски,
Друг друга рядом как могли,

     Устроились спать, против воли,
Стоня как в жутком страшном сне,
От злой, чернейшей, дикой боли,
Катюха, и заснули две,

     В краснейшей от крови квартире,
В вонищи маточных кровей,
И было на часах четыре,
И Машка захрапела в ней.