Был тот на редкость погожий сентябрьский день, когда даже мысль о пыльной аудитории и профессоре Польских, страдающем радикулитом, словоблудием и неразделенной страстью к сопромату, казалась абсолютно невыносимой...

     Волк еще с утра почувствовал мое настроение... беспокойные карие глаза внимательно следили за мной, а его хвост является наглядным воплощением хаотичности броуновского движения.

      — Волчара, — вопрошаю я. — А кто за меня будет сессию сдавать? Ты?

     Верхняя губа Волка искривилась в заискивающей улыбке и, секундой позже, оконные стекла жалобно звякнули от его положительного ответа.

     Я сделал вид, что поверил.

     А еще через полчаса мы уже двигались в сторону реки. Профессор

     Польских и расчет знакопеременной нагрузки балок с защемленным концом остались где-то далеко в другой жизни. Левый карман мне приятно оттягивала бутылка Мерло, а в правом шелестел пакетик фисташек, которые выклянчил для себя Волк.

     Не зря говорят... «Утром выпил — день свободен»! Удобно расположившись на высоком берегу, я протолкнул пробку в бутылку и сделал глоток вина, наблюдая за Волком, который в туче брызг носился по мелководью. Вдруг он остановился, навострил уши и уставился на что-то за моей спиной. Проследив его взгляд, я увидел собаку — тоже «немца». Его хозяйка стояла чуть поодаль и, прикрывая рукой глаза от солнца, смотрела на нас с Волком.

      — Кобель? — деловито осведомилась она.

      — Ага, — буркнул я. — Оба мы.

      — А у меня девочка, — радостно сообщила она, проигнорировав или не расслышав моей реплики. — Это ведь хорошо — драться не будут.

     Я согласился, что, мол, да, неплохо... Потому, что разнимать двух злющих, мокрых псов совершенно не интересно е занятие.

      — А у вас, я смотрю, есть занятие поинтереснее. — улыбнулась она, показывая на зажатую у меня между колен бутылку.

      — Присоединитесь? — я протянул ей вин. — Стаканов нет — извиняйте.

      — Не страшно — я могу из горлышка. Только помаду сотру...

     Я поспешил уверить ее, что весьма сомнительный букет этого вина только выиграет, если туда добавить немного хорошей помады.

     Рассмеявшись, она села рядом, сделала глоток и, неожиданно, по-мужски, протянула мне ладонь. — Катя. А эту непослушную скотину, — она мотнула головой в сторону своей собаки, — зовут Норма.

      — Александр. — я удивленно пожал протянутую руку.

     Мы сидели, разговаривали о пустяках и смотрели на резвящихся в воде собак, по очереди прикладываясь к бутылке. Вела себя Катя естественно и непринужденно, как будто мы были случайно встретившимися старыми знакомыми. И я с удивлением заметил, что и мне не составляет никакого труда поддерживать этот легкий, с налетом флирта, разговор, тот настоящий разговор, который, обычно, приходил мне на ум с опозданием, и лишь после того, как остаешься один.

     На вид ей было лет двадцать пять, но что-то в ее облике говорило мне, что ей больше — около тридцати... Красивой ее, пожалуй, можно было назвать с натяжкой, а вот эпитет «привлекательная» подошел бы в самый раз. Одета скромно, но чувствуется, что недешево и со вкусом...

     «Короче, весьма странная мадам» — Подумал про себя я.

     Вдруг Катя повернулась ко мне и, смотря прямо в глаза, спросила...

      — Ну и что ты думаешь обо мне? Странная я... — она сделала паузу, словно подыскивая нужное слово. — ... мадам, верно?

     Это было так неожиданно, что я на какое-то время лишился дара речи. Я неотрывно смотрел в эти зеленые глаза, чувствуя себя при этом ручной кладью на спецконтроле в таможне. Более распутного и, одновременно, завораживающего взгляда я, не видел больше ни у одной женщины.

     И еще я с удивлением осознал, что испытываю сильную эрекцию.

     Это была, наверное, какая-то магия. Потому, что в следующее мгновенье мы уже сдирали друг с друга одежду... Я попытался повалить ее на спину, но она с яростью оттолкнула меня.

      — Нет! Не так... Сзади!

     Катя на четвереньках повернулась ко мне спиной. Я закинул подол юбки ей на спину, и она всем телом подалась назад, приняв меня... Кончили мы почти одновременно. Катя перестала двигаться, ее крик перешел в тихий стон... Я двигался еще какую-то пару секунд, пока оргазм не настиг и меня. Настиг одновременно с целым водопадом ледяной воды, которую на нас обрушили два отряхнувшихся пса.

     Мы лежали полураздетые, мокрые и облепленные травой, дыша как две загнанные лошади. В ушах у меня звенело. Понемногу чувство реальности происходящего стало возвращаться ко мне. Я приподнял голову и с нарастающим ужасом огляделся. Слева от нас, метрах в ста я увидел какую-то мамашу, которая почти бегом удалялась от нас, волоча за собой неуспевающего перебирать ножками, ребенка. Двое мальчишек, побросав свои велосипеды и открыв рты, смотрели на нас с другой стороны. А метрах в тридцати, на противоположном берегу речки, собралась целая группа граждан, настроенная, судя по доносившимся до нас словам «срамота», «стыд потеряли» и «милиция», не слишком-то доброжелательно.

     И только присутствие двух немецких овчарок удерживало их от более решительных действий.

      — Секс в городской зоне отдыха у нас, видимо, не приветствуется. — попытался пошутить я.

      — Плевать! — Катя, чуть заметно улыбаясь, посмотрела на меня. В ее глазах больше не было того сумасшедшего изумрудного блеска, они казались теперь скорее серыми, чем зелеными. Но взгляд остался таким же распутным и порочным.

     Она спокойно, скорее даже, демонстративно медленно, собрала мокрую одежду и стала одеваться. Я последовал ее примеру, обнаружив, что молния на джинсах сломана, а на рубашке у меня осталось только одна пуговица. Не без злорадства я заметил, что и Катя имеет определенные сложности с некоторыми предметами своего туалета.

      — Кать... — начал я.

      — Тсс! — она приложила палец к моим губам, как будто заранее зная, что я хочу сказать. — Ты не видел случайно моих трусов?

      — Вот. Только, кажется, они немного того...

      — Да? Ну и черт с ними, — Катин взгляд остановился на моей рубашке, и она улыбнулась. — У тебя тоже не без потерь.

     Она закончила одеваться и крикнула, подзывая собаку...

      — Норма! Иди сюда, скотина рыжая!

     Затем нагнулась ко мне так, что ее губы коснулись моего уха, и тихо сказала...

      — Это секс, Александр.

     Я сидел и, придерживая за ошейник Волка, смотрел Кате вслед до тех пор, пока она и ее собака не скрылись за деревьями...

     ... а на следующий день в этом месте появился плакат, на котором большими корявыми буквами было написано... «Выгул собак запрещен. За нарушение — штраф».

     (c) 2004 Эвил