Половой контакт с Алёной не вызвал перемен в сложно-подчинённых отношениях бирюзовой иерархии. Рыжая по-прежнему сотрудничала со мной в борьбе за Власть Ключа, пачками окучивала мужиков «Вирекса».

     «Видимо, бирюза в яйцах создаёт иммунитет против всякой зависимости», — пришёл я к выводу, наблюдая за поведением подопечной. Зависимость у Алёны была одна: давать гарему как можно чаще, делать бирюзовые инъекции в рот и в зад от рассвета до заката и особенно в сумеречное время.

     Алёна сношала наложников часами, изредка выходя из игровой комнаты, чтобы попить водички. В такие моменты Даст напоминала мне петуха, топчущего кур в курятнике. От чрезмерной физической активности рыжая залилась мышцами, по-женски мягкими, отчётливо просматривающимися в жилистых руках, подкаченных бёдрах. Она стала похожа на пышнотелого фитнес-тренера.

     — Что со мной не так? — дивилась она в периоды затишья перед бурей.

     — А что? — наивно спрашивал я, хоть и видел невооружённым глазом, в какого зверя она превратилась по части секса.

     — Не могу остановиться, — Алёна искренне жалела об утраченной женской роли.

     Стремясь восполнить пробел, она выряжалась в коротенькие обтягивающие платьица, колготки да чулочки со стрелочками да ромбиками, обнажала грудь до неприличного, выпячивая сиськи без бюстика под декольте, простиравшемся до солнечного сплетения. Так она ходила вечерами по улице в сопровождении одного из своих бодигардов. Иногда она флиртовала с новыми знакомыми, которые мотыльками слетались на мёд. Все мечтали попробовать Алёну на вкус, раскусить её секрет, но лишь избранным выпадал шанс насладиться общением с Хозяйкой медной палки.

     Поначалу интерес Алёны распространялся исключительно на мужчин. На девушек Секты Семи Ключей, приходивших ко мне для причастия, она посматривала с любопытством, иногда с неприкрытой похотью в зелёном блеске зрачков.

     ###

     У Анжелы один день на отдых. За неделю большая девочка выколачивает из офисной клиентуры до шести тысяч зелёных. Месячные не помеха, ведь клиента интересуют другие дырочки, которыми Энжи-искусница с двухлетним стажем отдаётся нарасхват.

     — Павел Валерьевич говорит, что ты скоро умрёшь от обезвоживания, — Энжи смотрит на меня так, словно я уже труп.

     — Он что-нибудь подозревает? — мой пульс подпрыгивает. Я сам подпрыгиваю в кресле, перехожу в другой конец комнаты. Как тигр в клетке, возвращаюсь на место.

     — Он думает, что ты собираешься меня похитить, — Анжела кисло улыбается.

     — А ты бы хотела, чтобы я тебя похитил?

     Кислая улыбка на её лице сменяется жизнерадостной.

     — Конечно. А ты хочешь? — Энжи расцветает озорством щёк и губ. Только глаза остаются грустными.

     — Да, — подхожу к ней, беру за руку.

     — Когда? — лопочет большая девочка.

     — Прямо сейчас. Веришь?

     Она не верит. Мотает головой.

     — Ты не можешь похитить меня прямо сейчас.

     — Могу.

     — Как?

     — Смотри.

     Я не спеша достаю большие кусачки из выдвижного ящика секции. Прошу Энжи снять джинсы. Мы садимся на кровать, Энжи раздвигает пышные ляжки. Между ними под полупрозрачной розовой тканью трусиков торчит стяжка пружины. Замок Мюллера венчает внутренние губы влагалища. Всё это отчётливыми контурами отпечатывается сверху. Вся картина рабства большой девочки на виду у десятков постоянных клиентов. Они проходят стороной, кончают в анус и рот, никому нет дела до личной драмы перетянутой во всех местах пшеничной блондинки-бдсм-щицы.

     Я стягиваю трусики набок, пухлые отбеленные губы влагалища плотно сведены вместе, клитор вытянут наружу замком-скарабеем. У Энжи руки дрожат, алые ногти-лодочки раздвигают место действия. Пышные бёдра окончательно складываются в одну плоскость. Энжи большой устрицей укладывается передо мной в распахнутом ожидании чуда.

     Я нахожу замочный хомут, прошу Энжи подержать замочек ровно.

     — Готова?

     — Да, — шепчет большая девочка, едва шевеля губами.

     Щёлк — замок Энжи разваливается на части, освобождая пружину. Мы вытягиваем зубастого монстра из влагалища.

     — Теперь ты свободна. А значит, можешь делать всё, что захочешь, любить, кого захочешь.

     — Я люблю только тебя, — шепчет Энжи.

     — Я тоже тебя люблю, — улыбаясь, накрываю пухлые половые губы своим ртом.

     Назад пути нет. Завтра Мюллер узнает, что большая девочка ушла в отрыв, сорвалась с крючка, найдя счастье в другом месте. А пока у нас есть время, чтобы насладиться первым ванильным сексом. Ничем не прикрытым, опасным, дерзким.

     ###

     В «Главном управлении по наркоконтролю и противодействию торговле людьми» офисный планктон снуёт по кабинетам, упражняясь в бумагомарательстве. Тёмно-синяя форма, голубенькие рубашечки, галстучки примелькались замыленному глазу Хомича Виктора Владимировича. Начальник обречённо вздыхает про себя:

     «Понедельник-беспредельник начинается задорно», — думает он, поглядывая на роскошную задницу Алёны, играющую перед ним колобками.

     Задержанная Даст, виляя бёдрами, цокает на шпильках по коридору, следуя при полном параде в кабинет Хомича. На ней наручники, короткое обтягивающее платье, бархатное, фиолетовое, чёрные ажурные резинки чулков неприлично выглядывают из-под нижнего края платья. Конвой из двух блюстителей правопорядка сопровождает рыжую фурию к месту встречи, которое по понятным причинам изменить нельзя.

     — Ну расскажи мне, дорогуша, где ты всё это время шлялась? — Хомич трёт мешки под глазами, каменным взглядом точит беспечную мордашку сбежавшей рыжей Весталки.

     — Отдыхала, набиралась сил, — Алёна непоколебима в детском стремлении избежать наказания.

     — Гм. Отдыхала, значит, — Хомич мерит красотку ослиным прищуром. — Ну что ж, силы тебе, похоже, действительно сейчас понадобятся.

     Полкан толстым хрящеватым пальцем выискивает миниатюрную кнопочку на коммутаторе:

     — Людочка, а сделайте нам чайку, пожалуйста, и пригласите Мальцева с Михневичем.

     Два амбала-костоправа сопровождают офисную тлю. Русая коза-служанка, снующая в предбаннике, растекается в любезностях:

     — Ещё что-нибудь, Виктор Владимирович? — делает стойку на хряка.

     — Пожалуй не откажусь, — Хомич подмигивает развязным боровам, занявшим места по углам. Те ухмыляются, предвидя кормёжку. Два крокодила раззявили зубастые пасти.

     — Распранайся, сейчас к тебе применят санкции, — полкан откидывается в кресле. Звериный оскал застывает на усталом лице. — А ты чего сидишь? — возвращается он к Алёне. — Особое приглашение нужно? Обслужи пацанов, раз уж заглянула на чай.

     Хомич сёрбает чаёк, клешнёй цепляя ручку железного подстаканника. Левой рукой он держится за пачку гениталий под брюками. Не знавшая отеческой ласки Людочка-стажёрка скользит потными ладошками по бёдрам, находит бегунок молнии на копчике. Юбка-стакан съезжает до колен, опадает на пол. Козочка делает шаг вперёд, выходя из порочного круга. На ней чулки с матовым отливом, ажурные белые трусики. В руках появляется розовый стрэпон на твёрдой треугольной основе. Уверенными движениями подчинённая застёгивает пластмассовый член на бёдрах.

     — Это ещё что за новости? — свиные глазки Хомича мигом взлетают на лоб, челюсть проваливается.

     — Это не новости, Виктор Владимирович, — Людочка делает шаг к столу, покачиваясь на шпильках. — Это мы теперь всё время так будем отчитываться.

     — А ну пошла вон! — рычит Хомич. — А вы чего смотрите? — обращается он к волкодавам, которые с теми же ухмылками крокодилов следят за актом неподчинения. — За дверь её, быстро!

     — Извините, Виктор Владимирович, — кисельный голос Мальцева вырывает и Михневича, стоящего рядом, и Алёну, сидящую на лобном месте, из оцепенения. Они оживляются. Как стая голодных волков, окружают они стол, готовясь к прыжку.

     — Вам придётся немного потерпеть, — лопочет Людочка.

     Последние слова едва срываются с вялых губ, как озверевшие заговорщики накидываются на заторможенного Хомича, скручивают его по рукам ...

  и ногам. Во рту у полковника милиции появляется кляп-кольцо. Через минуту запястья Хомича сцеплены наручниками за спиной, щиколотки разведены и привязаны к ножкам стола, ошейник с поводком тянет бычью шею в пол.

     Возможно, у Хомича и был шанс вырваться и убежать, но две пачки снотворного, подмешанные в чай, быстро успокаивают непокорную плоть. Алёна, хорошо знакомая с поведением страждущих во время причастия, делает обезболивающий укольчик.

     — Ну-ну, расслабьтесь, — щебечет она, склоняясь над полканом, поглаживая его по волосатой отеческой заднице.

     Людочка до блеска натирает место причастия, хорошенько смазывает лубрикантом стрэпон и точку проникновения.

     — А-а-а, — мычит Хомич, вращая обезумевшими зрачками. Затуманенный взгляд блуждает по комнате, замирает на двадцати сантиметрах вялой змеи, которую Алёна искусно извлекает из промежности. Весталка повадилась прятать хвост под яйца, засовывать часть с залупой во влагалище.

     — С сегодняшнего дня Людмила будет вашим дистрибьютором, — сообщает Алёна, разминая член.

     Рыжая сидит на стуле перед поражённым Хомичем. Двадцать сантиметров медленно взлетают, распрямляются в палку с расщеплённой сливой залупы на конце. Через минуту все тридцать семь смотрят в потолок. Алёна массирует розовый набалдашник детскими пальчиками, лубрикант причмокивает в ладошке.

     Наконец всё готово для причастия. Алёна подходит к дрожащему заду. Он как бледная луна, покрытая шерстью, светит кратером невинности. Привычными похлопываниями по ягодицам Алёна просит уступить. Полкан ревёт в ужасе. Людочка пристраивается спереди, затыкая гудящую дырку в голове розовым дилдо.

     — Обращается раб земной Виктор. Клянёшься ли ты служить верой и правдой золотому фаллосу? — Алёна вводит конскую залупу на пять сантиметров и выстреливает. Хомич орёт от боли, раздираемый нездоровой эрекцией. Его животный стон переходит в поросячий визг, когда Людочка освобождает дырку для ответа.

     — Клянусь, — слащаво гудит Хомич, его взгляд меняется, равно как и всё положение тела. Сопротивление сменяется желанием сношаться в пассивной роли. Оргазм, наступивший под мошонкой, выплеснул давно затаённое желание кончать без эрекции.

     Алёна с Людочкой переходят по кругу. Хомич жадно вылизывает золотой фаллос, который даже после оргазма не теряет твёрдости. Он едва пролезает в кольцо. Понятно теперь, для чего дырка такая широкая. Людочка задалбливает вчерашнего начальника, сегодняшнего раба в анус. Они вновь переходят, и теперь Хомич с наслаждением слизывает бирюзу со стрэпона. Мальцев с Михневичем спускают брюки с трусами до колен, облокачиваются рядом на крышку стола. Им больше не надо держать начальника, он сам готов держать кого угодно. Бирюза на его губах привлекает их внимание. Парни целуют начальника взасос. Михневич опускается за местом причастия, высасывает соки из мохнатой мошонки Хомича. Бирюза капельками сочится из ануса. В этот момент Алёна выстреливает второй порцией на оприходованный зад Мальцева, и Хомич с Михневичем бросаются вылизывать его, выискивая сгустки наркотика. Пальцами они вытягивают нектар. Их обнажённые задницы играют перед горящим взором Алёны. Она два дня терпела — слишком долго, чтобы оставить соблазнительные задницы без внимания. Она вновь берётся за работу, в этот раз уделяя каждому мужчине столько внимания, сколько хватило бы любой женщине, чтобы потерять сознание. Они кончают так же безропотно под долбящими напором золотого фаллоса.

     Неописуемый восторг наполняет загрубевшее сердце новообращённого Хомича. Оно наконец обретает покой.

     ###

     Горячее тело Энжи греет не по-детски. Всю ночь я прижимаюсь к ней то грудью, то спиной. Мы спим голые, сплетаемся в непрестанных совокуплениях. Я возбуждаюсь во сне, проникаю в одну из дырочек, погружаюсь в сон, как младенец, сосущий материнскую грудь. Энжи находит в продолжении моего члена пуповину, через которую в неё поступает семя. Она сквозь завесу сна ласкает меня ртом, попой находит упругий конец, направляет его, насаживается. Мы сливаемся в танце любви, каждый предоставленный собственным грёзам.

     Очень рано, светает. Тело Энжи оплетает меня с двух сторон, её руки скользят по бёдрам, я чувствую, как мягкие шары грудей прижимаются к спине твёрдыми сосками. Внезапно твёрдый залитый сталью член упирается в мошонку, скользит между ног. «Алёна!» — мелькает затуманенная мысль. Я не знаю, как она очутилась в одной постели с нами, сквозь сон такие подробности ни к чему. Богатое женское тело тем временем змеёй переплывает поверх меня, твёрдая палка скользит по животу. Энжи отвлекается, её руки медленно гладят два ствола. Мы замыкаем пышную блондинку в объятиях. Головка моего члена проскальзывает в нежное горячее влагалище, которое ещё совсем недавно служило другому хозяину. Алёна пристраивается с другой стороны. Я чувствую, как туго она входит в анус Энжи. Большую девочку распирает от двух палок, глубоко проникающих внутрь. Трахать Энжи на боку не очень удобно. Я руками направляю её в сидячее положение. Мои девочки распахнуты передо мной. Энжи сомкнула анусом член Алёны у самого основания. Снизу лежат только два пышных яйца, хранящих львиный заряд бирюзы. Под этими провисающими снарядами спряталась ещё одна дырочка, такая же горячая и жадная. Я достаю член из Энжи и вставляю Алёне. Она ласково стонет, её влагалище только добавляет чувствительности конскому члену, на котором глубоко расплылась Энжи.

     — Вставь мне, пожалуйста, — шепчет большая девочка, двигаясь бёдрами навстречу. Она елозит попой на члене Алёны. Я окончательно просыпаюсь, чтобы принять посильное участие в странном групповом соитии. Мой член стремительно ныряет в две дырочки, попеременно обслуживая их продольными скольжениями. Энжи ловит ритм, бёдрами танцуя сальсу. Мой рот находит твёрдые соски на её буферах. В нашем танце любви появился третий элемент. Я кладу Энжи на спину, Алёна опускается лицом к ней. Я пристраиваюсь сзади: вгоняю член под мошонку, туда, где светится розовая щель влагалища. Два члена выравниваются в едином поршневом скольжении. Мой импульс передаётся Алёне, опускается в Энжи. Мои девочки стонут подо мной в унисон. Алёна сползает чуть в сторону, выворачивает шею для поцелуя. Я встречаюсь с двумя красотками в поцелуе. Только я контролирую ход событий, диктую правила игры. Мои бёдра бьют самостоятельно, язык проворно ныряет в два рта. Алёна срывается в оргазм, тугая мошонка, в которую я бьюсь лобком, подрагивает, сливая горячии струи бирюзы в Энжи. Большая девочка сладко стонет, возвещая о своём сходе с дистанции. Мне не нужно подсказывать, как поступить. Я и так отлично знаю, чего они хотят — два жадных ротика, ловящих каждый вызов на дуэль. Рот слишком мал, чтобы удовлетворить их страсть. Я подсовываю распаренный член. Он уже почти готов взорваться. Они накидываются на него, лишают последних надежд на возвращение без потерь. Две пары губ обхватывают головку, смыкаются краями сверху и снизу, скользят к корню. По очереди Энжи и Алёна ныряют на твёрдый жезл, увенчанный оплывшей упругой сливой головки. Этот монстр по-прежнему слишком велик, чтобы умещаться в трёх женских ручках, обхвативших его от корня. Девушки сцеживают меня, одновременно заигрывая со сливой головки. Только я один знаю, когда произойдёт взрыв, чувствую его приближение. Перехватываю инициативу на конце палки. Девушки руками находят яйца, оттягивают их, улыбаясь, поглядывая на меня снизу. Их ротики приоткрыты. Волна бирюзового взрыва похожа на цунами: на несколько секунд всё вокруг замирает, чувствительность в члене сливается с эйфорией, передаётся по всему телу. Я натираю территорию под сливой, она расширяется, ниже оползает краями по стволу. Дырочка на конце раскрывается. Моя руках окончательно слилалась в мельтешащих перед глазами вздрагиваниях. Я загнал себя в полную отключку. Лавина сходит бурными всплесками. Толстые струи влетают в ротики, я направляю их, сменяя ракурс. Всё заливается ...  

     бирюзой, бледнеющей со временем, всё больше напоминающей мужское семя, которым я когда-то источал любовь. Мои девочки глотают густые потоки, вылизывают друг друга, помогая расправиться с остатками на груди и губах. Уже опустившись на кровать, понимаю, что Энжи, получила бирюзовый заряд от Алёны.

     — Алён, — шепчу сквозь облако сна.

     — М-м-м? — откликается рыжая.

     — Спроси у Энжи, кого она больше любит: тебя или меня?

     Алёна хихикает.

     — Энжи, ты кого больше любишь: меня или Диму?

     — Я вас обоих люблю, — большая девочка улыбается спросонья. Они обе хороши, серьёзного разговора от них не добьёшься, особенно сейчас. Иногда мне кажется, что нет никакой зависимости, бирюзовой чепухи и раболепия. Грань между собственным волеизъявлением и навязанным извне стирается под натиском любви, доверия, дружбы.

     ###

     Ничто не предвещало крах «Вирекса». В одночасье сутенёрская сеть Ключников сложилась в паутинку, как карточный домик, рухнула в хлам. Мы нагрянули в головной офис во вторник. Утром, на следующий день после знаменательного посвящения Хомича в хранители голубой веры, Алёна Даст и девочки во всеоружии предстали перед двумя корифеями «Вирекса» — мозгоправом Мюллером и мозговедом Познером. Теперь нам ничто не угрожало. Власть законопослушная перешла на нашу сторону. К тому же, нам было, что показать.

     — Раздевайтесь, — устало бросила рыжая.

     — Может, тебе ещё ключи от сейфа дать, где деньги лежат? — Мюллер злобно заржал. В перерывах на попытки дозвониться до охраны он бросал яростные взгляды в мою сторону. Я оставался безучастным. Участь главарей банды была предрешена, мне оставалось наблюдать за падением Олимпа. Девочки пришли опустить вчерашних боссов, делали это развязно, без лишней скромности. Марго уже напялила огромный стрэпон, Энжи тоже прикупила игрушку с острыми выступами на конце, как у булавы.

     — Ключи у меня, — я позвенел связкой в кармане. — Остаётся маленькая формальность.

     — Я всегда хорошо к тебе относился, — проснулся Познер.

     На его бледном лице я прочёл тихий ужас, затаённый мандраж под маской безразличия.

     Зловредная ухмылка растянулась на моих губах:

     — Боюсь, этого недостаточно, чтобы научиться летать.

     Красавица Венди, та самая Настя с гирляндами шоколадных волос, делает шаг вперёд. Она тоже принесла подарочек для папочки: тридцать пять сантиметров чёрного рифлёного пластика реалистично торчат из треугольной основы на бёдрах.

     Охранники вяжут двух старых пердунов со скоростью вязки сучки с кобелём: слаженные действия наученных горьким опытом парней поражают гарантией результата. Две волосатые бледные задницы — одна обрюзгшая, Мюллера, другая костлявая, Познера — обречённо застывают над крышкой стола. Челюсти Ключников широко раздавлены красными шарами, притянутыми за кожаные ремешки. Рыжеволосая бестия совершает обряд ознакомления. Свиные глазки Мюллера выкатываются из орбит при виде неженской плоти, залупы залитой для работы. Познер наслюнявленным шаром опускается на гладь стола, его мычание становится тоскливым.

     — Потерпите немного, — лопочет Алёна, одновременно смазывая волосатые задницы гусиным жиром. Её пальчик ныряет в анусы, далее действует расширителем. Через минуту рыжая пантера забирает первого Ключника. Мюллер бьётся в припадке оргазма без рук и касаний, его глаза на выкате, как и положено, меняют блеск с яростного на ласковый. Алёна с обтекающим штыком переходит ко второму анусу. Костлявый зад трещит по швам от неожиданной атаки. Слёзы льются по щекам обезумевшего Михаила Громыко. Он не так себе представлял уход на покой. Пенсия ему теперь не грозит, девочки припасли для теолога секты Семи Ключей богатую программу.

     Наконец в ход вступают пластиковые стрэпоны. Красавицы «Вирекса» добивают новоиспечённых шлюх за упокой. Завтра Миша и Паша выйдут на работу. Зарабатывать на продажах минеральных добавок никто не запрещал. А пока они сладко стонут под радостное кряхтение освобождённых рабынь.

     Я ухожу, плотно прикрывая за собой дверь. Моя роль смотрящего на сегодня мирно разрешилась очередным причастием.

     24

     Вениамин Дырко до конца не верил в крах секты, продолжая часами истязать девственниц, заставляя их служить у алтаря. Одним из его последних нововведений стала идея о конце света и необходимости передать как можно больше энергии друг другу перед тем, как это случится. Чтобы усилить воздействие, передача энергии проходила по круговому принципу. «Круговая порука», как мне позже объяснила освобождённая девушка, заключалась в одновременной анально-вагинальной стимуляции. Закрепив стрэпоны на бёдрах, девушки ложились на пол и замыкали круг, в центре которого безумный Дырко читал ветхозаветные истории, связанные с рабством и насилием. Видимо, такой подход к служению помогал ему разрядиться в Чашу с большей самоотдачей. Он стоял раздетый, с неприкрытой головой. На пюпитре перед лежала самоизданная «Книга Семи Ключей», провозглашённая абсолютной истиной. Одна из наложниц во время чтения аккуратно сцеживала семя Верховного Жреца в Чашу, пока девственницы, лежавшие вокруг на полу, раз за разом доводили себя оргазмами до исступления. Очевидная взаимосвязь между движением вперёд и личным удовольствием притупляла их внимание к окружающему миру. Они полностью концентрировались на личном восприятии происходящего.

     — Это была нирвана. Оргазм без начала и конца, — признавалась мне одна из пострадавших после.

     Примерно в таком положении мы и заставли всю честную компанию, когда, установив новую власть и порядок в офисе, нагрянули в Храм.

     На мраморных плитах по кругу расположились в позе эмбриона весталки-девственницы — последний оплот секты. В центре под громкие стенания рабынь Веня Дырко, доведённый до предоргазменной пытки, растягивал безумные речи, воздевая руки к стеклянному куполу. Работница ручного труда усиленно пыталась разбудить половой инстинкт в вялом хвостике, олицетворявшем единственное мужское начало в Храме. Доведённый до отчаяния невозможностью разрешения, Веня Дырко не заметил нашего бесшумного проникновения в Ритуальный Зал. В следующий момент новообращённый ключник-качок Рыженков лично привёл в исполнение приговор Хозяйки медной палки:

     — Никого не щадить. Валите всех. Связать и ждать моего прихода.

     К моменту, когда Алёна Даст проследовала в Ритуальный Зал в лёгком махровом халатике, Веня Дырко уже лежал на карачках, полностью обездвиженный и смирившийся с участью узника совести. Его причастие к новой вере длилось не менее получаса, наложницы на полу сопровождали действие громкими неподдельными стонами. Сам Веня был не против такого сопровождения в райский сад сексуальных утех. Скудные познания, извергнутые им в Чашу, стали нелишним тому подтверждением.

     За нескромные два месяца, во время которых лавинообразный переворот в секте расставил новые приоритеты по-своему, я научился не встревать в естественный ход событий.

     «Всё-таки Химик был не дурак, раз создал змеиное противоядие, — думал я. — Пожалуй, это единственный способ распространение чумы. Клин клином вышибают», — пришёл я в итоге к выводу.

     Моя политика невмешательства заключалась в простом предоставлении напарнице свободы волеизъявления. Основной инстинкт возобладала над рамками приличия, и Алёна, действуя по наитию, стремительно воздвигала вокруг себя нерушимые нити новой секты. Она становилась прародительницей, пчеломаткой, единственной королевой в мурапорядке с матриархатным образом правления. Я постепенно уходил в тень. Длина моего члена, неизменно сокращающаяся до первоначальных габаритов, а также снижение концентрации бирюзы в сперме свидетельствовали о полной и безоговорочной передаче власти мирным путём по наследству.

     Я по-прежнему присутствовал на мероприятиях различного порядка, серым кардиналом участвовал в планировании захвата и удержания бразд правления, но моя роль неизменно спадала, становясь незначительной. Я всё больше выступал в роли координатора-дирижёра, а не главного организатора-зачинщика, каким я себя представлял в самом начале.

     Я уходил из секты, оставляя её в надёжных руках. Веря, что следующая передача власти произойдёт не менее красочно, так же предсказуемо, а значит и мирное сосуществование гендеров в обществе не утратит значения.

     Девушки секты избавились от зависимости, растворились в повседневном быту. Иногда я встречал их на улице. Странный холод и неуловимое презрение вспыхивали в глазах узнавших меня последовательниц секты Семи Ключей. По прошествии многих лет их память по-прежнему хранила непростительный рубец унижения, с которым моя связь являлась опосредованной, а значит незначительной. И всё же лишние свидетели развратной молодости им ни к чему, выпускницы избегают контактов с прошлым.

     Все, кроме Анжелы. Большая девочка, расставшись с зависимостью, немного поломалась, прежде чем согласилась стать моей женой. Пришлось подкатить к большой маме с подарком в виде большой коробки шоколадных конфет. Только так я смог задобрить будущую тёщу, бабушку моих детей.

     Эпилог

     Поток людей несёт меня по разветвлениям перехода. Я спешу на работу. Где-то впереди слышится заискивающий баритончик:

     — Извините, у вас не найдётся минуточка свободного времени, чтобы ответить на пару вопросов?

     — Хоспади! — вздыхает дамочка в брючном костюмчике на весь переход. — Ну как вы все меня достали! Неужели я больше остальных похожа на идиотку? — она улепётывает на шпильках от незадачливого махинатора, который уже подыскивает следующую жертву.

     — Молодой человек, может быть, вы соблаговолите поучаствовать в акции беспрецедентной щедрости, ответив всего на два вопроса?

     Я наконец сталкиваюсь лицом к лицу с Павлом Валерьевичем. Он сильно постарел, исхудал и осунулся. Стал поход на жирного попугая, рухнувшего с дерева головой вниз. Скудные седые волосы и брови торчат во все стороны клочьями, костюм весь помят, несуразный галстук в змеиную крапинку высунул язык наружу, словно задыхаясь от несостоятельности.

     — А, это ты... — 17 мгновений вздыхает разочарованно. Его взгляд покрывается завесой беспомощности. Мюллер оборачивается, ищет кого-то в толпе. Я замечаю других махинаторов. Полновозрастные и не очень, они щемят народ по всей длине перехода, загоняют дичь в угол для препарации мозга.

     Мой мозг давно уже плавится. От одного вида сети маркетологов, заброшенных в шахматном порядке в подземный переход, я готов бежать сломя голову куда глаза глядят. И лишь сдержанность манер, выработанная в последнее время, и лёгкий налёт безразличия заставляют меня сменить пластинку и действовать осмотрительно.

     «Да пошли вы в жопу! Сектанты хреновы!» — по дуге обхожу обращённых, боясь заразиться.