Ее пышущее жаром тело, тяжелая коса светло русых волос, дрожащий от желания голос, ее плоский животик, крутой изгиб бедер, покачивающиеся в такт грудь... Он вспоминал ту ночь. Их последнюю ночь.

     Когда пьяные от вина и желания они срывали друг с друга одежду, ее васильковые глаза горели огнем страсти. Упав на кровать они так тесно прижались друг к другу обнаженными телами, что казалось хотят слиться в единое целое. Каждое прикосновение его рук отдавалось дрожью ее разгоряченного тела, она часто и глубоко дышала, задыхаясь от переполняющих ее чувств. Они неистово наслаждались друг другом, как это могут делать лишь жадные до секса молодые тела.

     Потянувшись всем телом, как кошечка, она улыбнулась и погрузила его член в свой ласковый ротик, но даже в этот момент она казалась самым невинным и чистым существом на земле. Ее язычок трепетал на его стволе, лаская уздечку, дырочку, пробегаясь от основания до самого кончика. Ее небесно — голубые глаза преданно смотрели на него, от этого взгляда у него в груди рождалось томное чувство какого то нереального счастья и радости. Желая разделить свои ощущения с любимой он отстранил ее от своего перевозбужденного члена, уложил на кровать и стал покрывать каждый сантиметр столь желанного тела поцелуями. Он великолепно знал, что и как она любит, поэтому очень скоро она стонала, умоляя его войти в ее нежную, истекающую киску. Но момент еще не настал, он опустился, меж ее великолепных ножек и мягко, словно тающее лакомство лизнул ее гладко выбритый лобок, нежнейшие лепестки, набухший бутончик клитора, она была терпко сладкой на вкус. Он дал волю своей страсти, во всю хозяйничая своим языком у в ее киске, сладкая судорога оргазма свела ее разгоряченную плоть, когда он чуть прикусил ее горошинку.

     Не дав ей опомнится он решительно но плавно вогнал свой фаллос в ее пещерку. Войдя в нее на всю длину, так что головка его могучего члена уперлась в матку, на секунду замер, дав ей насладится ощущением заполненности внутри, прочувствовать стенками влагалища каждую вену его напряженного ствола, она очень любила это ощущение и ему было это известно. Им некуда было спешить, фрикции были неторопливыми и размеренными, оба наслаждались каждой секундой соития, растягивая момент наивысшего удовольствия, утопая в чувствах друг друга. Оргазм — как миг единения душ, настиг их одновременно, ее он заставил обвить своего партнера руками и ногами, прижавшись своим взмокшим телом к его сильному торсу, прикусить его плечо, чтобы не порвать голосовые связки, когда мощнейший оргазм сорвал оглушительный стон с ее губ. Сквозь его тело словно прошел электрический разряд, заставивший напрячься каждую мышцу, голова стала легкой как пушинка, в глазах потемнело, чувство восторга и приятной, мягкой слабости поглотило его.

     Возможно, это было безумием, но наблюдать за ней в эти минуты, после секса, ему нравилось едва ли не больше самого секса. Она была прекрасна в каждую секунду, словно ангел, но в такие моменты, когда она уставшая, потная, лежит на спине, глядя в потолок своими бездонными синими озерами, ловя отголоски оргазма... в такие минуты она особенно совершенна, никакой фальши в словах, чувствах, тряпках. Только открытое эмоциям сознание и идеальное тело, такое родное и теплое...

     — Я тебя люблю, заяц — сказал он, покусывая ее ушко.

     — Я тебя тоже, родной.

     А на утро она ушла. Он даже не сразу это осознал. Ждал. Звонил — телефон недоступен. У подружек не появлялась. Уже ближе к вечеру он, решив отвлечься, зашел в интернет. Одинокое непрочитанное сообщение на его почтовом ящике. Это она. Написала в одиннадцать утра.

     «Ваня. Прости меня. Я выхожу замуж за другого человека. Иностранца. Дело не в тебе. Просто я устала, устала жить на копейки, считать дни до зарплаты, видеть это дерьмо на улицах, и все это без единого намека на улучшение. Не ищи меня и не звони. Лучше просто забудь. Еще раз прости. Аня.»

     Он перечитывал это сообщение раз за разом, но отказывался понимать его смысл. Ее нет? Его Анютки, его половинки. Той, которая должна была стать матерью его детей. Той, за чью улыбку он был готов перевернуть мир. Друзья говорили им что они идеальная пара: он — высокий красавец атлет, с каштановыми вьющимися волосами и греческим профилем; она — стройная славяночка, с косой до пояса и бездонными голубыми глазами, в которых он утонул еще при первой встрече. Больше нет?

     В их съемной квартире стало невыносимо одиноко. Пустота, ни мыслей, ни чувств, ни желаний, в его голове была лишь пустота. Иван сидел на стуле и смотрел как за окном ветер гоняет запоздалые желтые листья. На дворе стоял ноябрь две тысячи тринадцатого года.

     * * *

     Историческая справка.

     Третья мировая война, более известная как Исламская, началась 20 октября 2017 года. Митинг исламских активистов во Франции перерос в вооруженный бунт. Следом за Францией вспыхнула вся Европа — Англия, Германия, Испания... Гражданская война на Балканах. Горящий Кавказ. Мусульмане по всему миру поднялись на «священную» войну против неверных. Страны Ближнего Востока, как оказалось, были к этому готовы. За считанные месяцы был уничтожен Израиль. Далее — вторжение в парализованную Европу. Америка охвачена хаосом — десятки самопровозглашенных правительств боролись за власть руками отдельных частей армии и вооруженного гражданского населения.

     В России данные события вылились в сражение за Юг. Наступающую «зеленую волну» удалось остановить на подходах к Ростову. Не без помощи жителей кавказских республик. Как оказалась, им не очень то важно против кого воевать. Слова президента: «Они должны ответить за все! Мы нанесем контрудар! Наше дело правое! Враг будет разбит!» Всеобщая мобилизация и атака на Ближний Восток.

     * * *

     Война это не бодрые стрелялки, как нас уверяли в компьютерных играх. Война это не апофеоз патриотизма, как нам говорили на политзанятиях. Война это не боль, ужас и страх, как думалось до того как попал сюда. Война это пыль из под сапог... и дорога... бесконечная дорога, тяжесть автомата на плече, проклятое палящее солнце... И больше ничего. Так думал одинокий солдат, бредущий по пыльной, выжженной солнцем улице, его внешний вид был типичен для ветерана этой войны: запыленная форма, видавший виды АК на плече, с рожком перемотанным изолентой, сухое, поджарое телосложение, огрубевшая кожа, своей жесткостью спорящая с наждачной бумагой, обветренное лицо, ровный, белесый шрам через предплечье, похожий на выступающую кость, и упрямый взгляд уставший глаз.

     Его звали Иван, бывший инженер гидротехнических сооружений, а сегодня младший сержант мотострелковых войск, волею судьбы и командования выполняющий свой долг в этом полумертвом, разорванном артобстрелами и бомбежками городе. Город вглядывался в него черными провалами окон, усыплял выцветшими под пустынным солнцем витринами, пытался схватить его неряшливыми пальцами завалов — баррикад. Некогда этот город блистал как ограненный алмаз, но это было давно, тогда, когда этот город еще звали Дубай.

     Карантинная зона — огороженная часть города, где влачили существование «мирные» жители, то есть те кого не удалось поймать с оружием в руках. Бывший инженер с утра околачивал этот район, потому как произошло ЧП. Пропал некий старлей Милютин из шестого батальона. Что характерно, пропал в «карантине», небось лежит где-нибудь спит с пьяни, а ты бегай — ищи его.

     Бордель «Кросавицы», по крайней мере именно такое название было нацарапано на листе металла, который когда то был дорожным знаком. Здесь, вроде бы, видели Милютина. Подобные заведения были не редкостью в карантине, здесь солдат мог за пятишку воды час кувыркаться с «кросавицай», пропустившей через себя до него не меньше роты, а за банку тушенки и пару пачек сухпая зависнуть на всю ночь. С продовольствием в карантине вообще беда.

     Иван был не ходок по таким местам, у него имелась «полевая жена» в госпитале, хоть и были подозрения, что она «в браке» с еще парой — тройкой солдат, но ...

  все же лучше чем потасканные «гурии». Войдя в главный зал некогда роскошного отеля, ныне потерявшего пять этажей из девяти, сержант выслушал ломаные русские фразы местного «администратора».

     — Да, захадил к Мусе, учара, дэвушка снималь, но потом ушоль... Нет, не знаю куда ушоль...

     «Зеленке» врать смысла не было, наоборот, если бы он знал, что со стралеем что то случилось то уже был бы в кабинете у особиста и стучал как дятел. После парочки показательных мероприятий нарываться на зачистку «карантина» войсками дурных нет. Да, времена гуманности, толерантности и прав человека остались в далеком, практически сказочном, прошлом.

     Для успокоения совести Ваня все же решил проверить помещения. Коридоры, номера, подсобки, комнаты отдыха, кухня. Проходя через спальню «кросавиц», которые по случаю утра спали после рабочей смены, он периферийным зрением выцепил из общей картины нечто ирреальное. Остановился как вкопанный.

     На грязном, засаленном топчане, завернутая в какие то обрывки гнилой ткани, пропитанной человеческими выделениями, лежала Аня. Будто почувствовав его взгляд, она открыла глаза. Немая сцена. Каждый из них не знал что сказать. Внятные фразы не могли сформироваться, подхваченные водоворотом обрывочных мыслей и эмоций. Аню было трудно узнать в таком виде: исхудалое, осунувшееся лицо, с глубоко запавшими глазами, которые были уже не васильковыми, как некогда, а напоминали цветом потрескавшуюся, выцветшую оконную краску. Ее тело было сплошь покрыто морщинами и складками, волосы похожи на пучок ржавой проволоки. От былой головокружительной красоты, заставлявшей сходить с ума мужчин, не осталось и следа. Но сержант не мог ошибиться, это была именно Аня, та самая Аня, из за который он в свои двадцать три скатился до уровня дворового алкаша, а тремя годами позже одним из первых записался на фронт добровольцем, со скрипом пройдя медкомиссию.

     Она вдруг вздрогнула всем телом, как раненное животное, и в ее взгляде появилось узнавание.

     — Вааничка — прохрипела она дрожащим, отвыкшим от русского языка голосом.

     Он подошел к ней и протянул полупустую флягу с водой. Она присосалась к ней, стараясь не упустить ни капли драгоценной влаги, напряженно втянув голову в плечи, будто опасаясь что ее ударят или отберут фляжку.

     «Господи — подумал Иван — а ведь ей должно быть двадцать четыре года, а выглядит она на все сорок пять.»

     Опустошив флягу Аня жадно слизала со своих грязных пальцев последние капельки жидкости и вернула ее сержанту.

     — Я расскажу тебе... — тихо сказала, после недолгой паузы, бывшая невеста, не поднимая глаз.

     — Зачем? — взгляд Ивана был полон боли и жалости.

     — Ты должен все понять и сделать правильный выбор.

     Рассказ Ани.

     Его звали Гафур. Я познакомилась с ним, когда ездила на отдых в Турцию с Ленкой и ее парнем. В тот раз мы просто общались, он дарил цветы, подарки, катал по городу на своей машине, рассказывал про свою родину... Мы продолжили общаться и когда я приехала из Турции, по интернету, по телефону. Через два месяца такого общения он предложил мне съездить к нему погостить. Помнишь, когда я уезжала «на похороны к дяде Саше в Хабаровск»? На самом деле я ездила к нему, в Эмираты, там я тебе изменила в первый раз. Я была слегка пьяна а он настойчив. По правде говоря секс с ним мне не понравился, вяло и быстро... Но для меня это тогда было новым миром: после зассаной общаги и съемных квартир — пятизвездочный отель, вместо грязи и раздолбайства на улице — чистота, красота и порядок. Тогда же он сделал мне предложение. Я отказалась, я правда тебя сильно любила... и люблю... только тебя. Но когда я вернулась в Россию, это все опять нахлынуло — безнадега, нищенство, грязь... Я так не могла, прости. После той ночи я уехала к нему.

     Мы сыграли богатую свадьбу, потом была первая брачная ночь. Ты мне не поверишь, но в тот момент я была противна сама себе, мне было ужасно погано на душе. Но ничего изменить уже было нельзя. Из моего подавленного состояния меня вывел медовый месяц, который мы провели в Париже. Мне кажется, что Гафур что то подмешивал мне в еду и питье. Я вдруг стала постоянно веселиться, радоваться любой мелочи, а главное, каждый день, каждый час, всегда хотела секса! Я текла от одних его взглядов, а за время траха, (пять — семь минут, на большее его не хватало) я успевала кончить три — четыре раза. Голова была пустая и легкая, вообще никаких мыслей, как Гафур говорил — так и делала. Но тогда он еще был нежен со мной, и жизнь была красивой.

     После месяца во Франции мы вернулись в Эмираты. Меня поселили в его особняке, больше похожем на крепость. Тут то все и выяснилось. Оказывается, я была не настоящей его женой, это их какой то особый тип брака, что то вроде гражданского — никаких обязательств от мужчины и полное подчинение от женщины. У Гафура уже была официальная жена, жуткая стерва по имени Марьям. У него было еще две «гражданские» жены — украинки Леся и Юля. Мне сразу объяснили мое место — домашней шлюхи. Я нужна была только для одного — ублажать его в постели, подставлять свои дырочки по первому требованию и вообще радовать глаз. Я должна была принять ислам, выучить арабский и подчиняться их законам. Я пыталась бежать, когда это поняла, но меня поймали еще на территории. Тогда меня посадили в комнату, вроде карцера и, видимо, опять кормили этой фигней. Опять эта эйфория и похоть. Руки мне приковали так, что не могла дотянуться до промежности, за приемом пищи и справлением нужды наблюдали, так что я через три дня была готова землю жрать, лишь бы почувствовать в себе член. Когда Гафур наконец отымел меня, самодовольно похихикивая, приговаривая что я корчу из себя непонятно что, а на самом деле такая же шлюха как и все славянки, то я кончила так что потеряла сознание.

     Эта дрянь что то делала с мозгами, я не узнавала себя, я никогда не была такой. Я как собачонка валялась у него в ногах, выпрашивая секс, рядом со мной лежали девчата из Украины. Каждый раз я говорила себе, что буду сильной, что так жить нельзя... Но моя гордость и воля пропадали как только я видела любого мужика, трах был моим наркотиком, я жила от ебли до ебли, меня не интересовало больше ничего.

     Первое время Гафур заходил к нам часто, любил с нами беседовать, издевался: приказывал нам называть себя русскими шлюхами и суками; иногда предлагал нам драться за право почувствовать его член в своем лоне, и мы дрались, как бешеные собаки. Еще любил чтоб одна девушка его целовала, друга делала минет, а третья вылизывала пальцы ног. Когда хозяин выбирал одну из нас две другие должны были стоять на коленях перед кроватью и наблюдать за процессом. Кончал он всегда внутрь, наверное в «особые добавки» входили и противозачаточные.

     Мы с девушками ходили по дому (по женской половине) в одном нижнем белье, которое нам подбирал или хозяин, или надзирательницы (суровые тетки лет пятидесяти). На улицу нас выпускали редко — только в сад и под охраной. Девчата были его женами уже год, он убедил их сыграть совместную свадьбу. Леся была профессиональной танцовщицей, высокая, на голову выше своего «мужа», стройная брюнетка. Волевая, она пожалуй держалась лучше нас с Юлькой, но я часто слышала как она ночами материлась в подушку. Юля — наоборот маленькая и пухленькая, когда я заселилась к ним она уже была полностью покорна «господину» и даже полюбила его, шепотом рассказывала нам сою мечту — родить от него ребенка. Леся говорила что поначалу Юля постоянно плакала и просила отпустить ее домой.

     Со временем Гафур стал заходить к нам реже — не чаще двух раз в неделю. Мы чуть ли на стены не бросались от желания, снимали напряжение в основном в спортзале и на уроках танцев, так как рукоблудство, и тем более лесбийская любовь по их понятиям — страшный грех. Поэтому мы каждый раз ждали нашего обожаемого и ненавистного «мужа» с нетерпением, временами мне казалось что я сойду с ума. Уже тогда от меня ...   прежней мало что оставалось, другая жизнь, в России... кхм... с тобой, казалась мне то ли сном, то ли бредом...

     Период недотраха кончился когда наш «хозяин» стал подкладывать нас своим партнерам по бизнесу. Там разные были: молодые и старые, отвратительно толстые и красивые, негры и белые, скромные и извращенцы... Гафур записывал это на скрытые камеры и, видимо, потом шантажировал их. А сам он спать с нами вообще перестал — брезговал. Мы с Лесей восприняли это даже с каким то облегчением, а Аня постоянно плакала. Пару раз она даже пыталась отказаться от роли подстилки, но ее наказывали запирая в карцере и она становилась шелковой. Иногда партнеров было двое или трое и тогда меня после секса с ними буквально приносили обратно в комнату. Умом мы понимали что все это мерзко, отвратительно и неправильно, но наши тела исходились похотью стоило только представить что нас ждет в комнате для «конфиденциальных переговоров».

     Однажды от партнера не вернулась Юля. Мы беспокоились за нее, но нам никто ничего не говорил. Лишь через две недели одна из надзирательниц проговорилась, что Гафур продал Юлю одному из своих друзей.

     Потом случилось ужасное... Когда Гафур отлучился из дома по делам главной стала Марьям, которая ненавидела нас всей душой. Особенно ей не нравилась Леся, потому что сама арабка тоже была танцовщицей, но ни внешностью ни умением соперничать с украинкой не могла. Мирьям вообще была на редкость уродливой: короткие кривые ноги с целлюлитом, огромная задница, заметное пузо, лицо больше напоминало мужское чем женское — выдающийся лоб, полное отсутствие подбородка, тонкие губы, которые обнажали неровные зубы и десны, когда она разговаривала... Она была женой Гафура по расчету их родителей, их поженили, когда им не было еще и года. Гафур постоянно уклонялся от исполнения супружеских обязанностей, что дико злило Марьям и свои эмоции она срывала на нас. Так вот, когда хозяин уехал Марьям начала лютовать, придиралась к нам по любому поводу, запирала в комнате, придумывала идиотские задания, вроде вымыть окна своим языком или приносить ей в зубах тапки, благо что причинять нам вред ей Гафур строго запретил. Естественно, что мы снова сходили с ума от желания, на фоне этого даже проблемы с Марьям казались нам мелочью. Леся постоянно ходила раздраженная, пару раз даже огрызнулась на официальную жену. Я тоже была напряжена, хоть какое то облечение приносили прикосновения к киске и груди во время мытья, даже с помощью них я умудрялась кончать, но делала это весьма осторожно и скрытно, потому как за нами повсюду следили камеры.

     В одно утро я проснулась от злорадных криков Марьям, выйдя в коридор я увидела Лесю, которая стояла на коленях перед этой стервой. Двое слуг держали мою подругу, а арабка схватив ее за волосы плевала ей в лицо и называла блядью и шалавой. Я заскочила в свою комнату, чтобы не попасть под раздачу, увиденное меня испугало. Лесю кинули в карцер, как объяснила мне надзирательница, Марьям поймала ее, когда та стоя в мертвой зоне камер наблюдения предавалась рукоблудию, теперь девушку ждало суровое наказание.

     Приехавший Гафур хотел выпустить Лесю, для того чтоб подложить ее под здоровенного норвега, которому гибкая и умелая танцовщица понравилась при прошлом визите, но Марьям закатила ему дикий скандал. Я прильнув к двери слышала их перебранку: она кричала что он забыл священные традиции и потакает всяким шлюхам, что он сам стал тряпкой и слабаком, который не может поступить как взрослый мужчина... Гафур сначала пытался с ней пререкаться, а потом закричал, что сам знает как должен поступать настоящий мужчина и она ему не указ. До конца ссоры я не дослушала — побоялась что меня поймают, но Марьям вышла из комнаты с мерзкой довольной улыбочкой.

     С того дня Лесю стали куда то уводить двое слуг, когда вечером возвращалась — то падала на кровать и моментально засыпала, я пробовала ее разговорить, но ничего не вышло. Как то раз я гуляла в саду, под наблюдением двух надзирательниц и оказалась недалеко от псарни, на которой Гафур держал своих любимых собак. То что я услышала повергло меня в шок. Крики... крики... Леси, дикая смесь боли, отчаяния и наслаждения. Я представила себе ПОЧЕМУ она так кричит и мне поплохело, в голове сразу же нарисовалась картинка: красивая, ухоженная девушка, стоящая на четвереньках в вольере для собак, кричащая под кобелем, еще несколько собак уже ждут своей очереди. Увидев мое состояние надзирательницы стали злорадно ухмыляться и предложили мне «пойти посмотреть на собачек». Я отказалась и убежала в свою комнату. Шок был на столько сильным, что даже на несколько часов перебил действие возбуждающего препарата. Когда Алеся вернулась в комнату, то снова рухнула на кровать и мгновенно заснула. Я подошла к ней поближе и стала внимательно ее разглядывать: вся талия была в синяках и царапинах, колени стерты, растрепанные, слипшиеся волосы, но самое страшное было между ног — на месте некогда аккуратных дырочек было месиво, анус вообще не закрывался и из него что то медленно вытекало, влагалище же больше походило на половую тряпку. А еще Леся горько плакала, плакала во сне. Она была самой сильной из нас.

     Моя подруга продержалась неделю. Последние два дня ее не уводили на псарню — ее волокли туда. Она отчаянно сопротивлялась, хваталась за кровать, скребла ногтями по полу... Когда два здоровых мужика довольно гогоча выволакивали ее в коридор она обливалась слезами и истерично кричала: «Мальчики! Не надо, умоляю! Не надо к мужьям! Ну прошу вас! Пожалуйста!». В эти моменты я сворачивалась под одеялом и боялась даже дышать. Было очень страшно и гадко от того, что я никак не могу ей помочь. А однажды Лесю просто не принесли в комнату, никто не стал говорить мне что с ней. Ее просто не стало, я думаю она покончила с собой.

     Самое ужасное, что я забыла про Алесю буквально через пару недель. Мне все так же давали тот препарат, подкладывали под разных мужиков и мир снова разделился на секс и томительное ожидание секса. Вскоре Гафур нашел себе новые игрушки — Диану и Ксюшу. Не знаю через что они прошли, но мозги им промыло основательно. Они были как живые куклы: бесстрастные лица, беспрекословное подчинение, на все вопросы они отвечали только «Да» или «Нет». Насколько я поняла они были не только постельным развлечением Гафура но и его телохранительницами — присутствовали при нем неотлучно. Что характерно с ними Марьям быстро нашла общий язык.

     Однако, этих игрушек хозяину особняка хватило не на долго, безъинициативные и безэмоциональные Ксюша и Диана, оказались скучными игрушками. Поэтому он решил завести себе еще одну. И для этого ему понадобилась я. Гафуру приглянулась дочка одного из его бизнес партнеров — американца, но «эта проклятая ксенофобка» надух не переносила арабов, негров, китайцев и т. д. Поэтому Гафур предложил мне выманить ее из отеля, а там уже ее примут его люди. Я отказалась. Перед глазами стояла плачущая Леся, я не хотела, чтоб неизвестная мне девушка повторила ее судьбу. Тогда меня затолкали в уже знакомый мне карцер.

     Я не знаю сколько я там пробыла, я перестала ощущать время после третьего дня. Я словно превратилась в одно большое влагалище, возбуждение было таким, что мне казалось, я могу кончить от легко сквозняка прошедшегося по моей киске. Я билась словно рыба брошенная на берег, до крови искусала губы, окончательно утратила все человеческое, я орала что то вроде «Натяните меня! Пожалуйста, умоляю, вставьте мне, я все сделаю, пожалуйста!»

     Я до сих пор ненавижу себя за этот поступок. Джесс была безумно красивой, она словно сошла с обложки дорогого журнала, все такая ухоженная, шикарная, безупречная. Это был тот случай, когда на природную красоту накладывался многолетний грамотный уход за своим телом. Я встретила ее в ресторанчике при отеле, познакомились, Джесс была рада встретить европейку (я представилась ей англичанкой). Она рассказала мне, что работает ландшафтным дизайнером, живет в Нью Йорке, часто ездит со своим отцом в разные страны....  

      Через пару часов, когда мы выпили немного мартини она стала жаловаться мне, что все мужики вонючие козлы и недостойны нас, девушек. Я думала, что ее бросил парень, но оказалось наоборот — ее бросила девушка. Джесс оказалась стопроцентной лесбиянкой. Пересилив себя я предложила сходить «полюбоваться на закат». Как только мы отошли на достаточное расстояние от отеля нас перехватили люди Гафура.

     Я чувствовала себя последней дрянью, когда сидела в углу кабинета «мужа». В центре комнаты на столе была распята обнаженная Джесс, Диана и Ксюша — верные суки хозяина удерживали ее за руки и за ноги. Американка сыпала проклятьями вперемешку с мольбами, в то время как жирный араб мял ее ухоженную бархатистую кожу своими потными ладошками. Гафур наслаждался властью над этой роскошной красавицей, на его лице играла самодовольная улыбка. Когда ее подтащили к краю стола она стала вырываться, но судя по всему, в хрупких ручках телохранительниц была недюжинная сила. Когда он вставил ей она дико закричала, похоже опыта секса с мужчинами у нее практически не было, и даже пятнадцатисантиметровый член этого урода казался ей дубинкой. Гладенькая розовая киска, как у девочки, была абсолютно сухая и очень плотно обхватывала ствол насильника. Гафур драл ее минут двадцать, все это время она страшно визжала от боли и унижения. А когда он вытащил свой член и ее поставили на колени, она недожидаясь продолжения рванулась вперед и укусила своего мучителя за яйца. «Муж» завыл и рухнул на пол, прижимая руки к пострадавшему месту. В кабинет ворвались охранники, но Диана уже заломила Джесике руки, а Ксюша придавила ее голову коленом. Потом меня выгнали из комнаты, последнее что я увидела это был Гафур хнычущий как девочка и заплаканное лицо американки — на ее губах была улыбка.

     Жизнь вернулась на привычные рельсы. Спать, есть, тренироваться, ублажать клиентов. Если раньше я еще как то стеснялась, то теперь я была готова абсолютно на все. По первому требованию мужиков я раздвигала ноги, подставляла попу, глотала сперму. Я уже не понимала, как могла раньше без этого жить.
Гафура долго не было видно, наверное лежал в больнице. В его отсутствие Марьям ко мне особенно не приставала, я ходила гулять в сад когда хотела, за мной уже не так сильно следили.

     В дальнем конце сада жил низенький жирный негр, с на редкость уродливым лицом. Я не знаю как его звали, у него было прозвище... ну... по-русски это будет примерно «Дылда». Дылда выполнял в основном грязную работу: выносил мусор, чистил бассейн, подметал территорию. Он всегда ходил в замызганной спецовке на голе тело, ну такой... с лямками. Практически всегда, когда я его видела он был пьян.

     Это произошло примерно через две недели после того, как в особняке появилась американка. Я гуляла по саду, пытаясь отвлечься от возбуждения охватившего меня после завтрака, и вдруг услышала стоны. Пройдя метров тридцать в глубь зарослей я увидела омерзительную картину. Голый коротышка Дылда всем своим весом навалился на стройную красавицу Джесс. Это была картина в стиле «Красавица и чудовище»: он омерзительно жирный, с отвисшим пузом и черной волосней по всему телу похрюкивая от удовольствия вгонял свой чудовищных размеров дрын в некогда аккуратную щелочку одной из самых красивых девушек, которых я видела в своей жизни. Жирный волосатый зад ходил между ее точеных ножек, ее стройная талия и пышная грудь мялись как тесто в руках Дылды. Джесс, с абсолютно счастливой улыбкой на лице слизывала с омерзительной хари своего любовника пот и слюну. Еще недавно уверенная лесбиянка она раз за разом кончала, насаженная на елду ни как не меньше двадцати пяти сантиметров в длину и толщиной с запястье взрослого мужика. Этот человек, больше похожий на помесь моржа и гориллы, не стесняясь засаживал свой огромный черный отросток в ее киску по самые яйца, удивительно, как вообще там помещался.
— Принимай черных деток, шлюшка! — торжествующе прохрипел Дылда, вставляя красавице — Джесс на всю длину и накачивая ее внутренности своим семенем.
Я больше не смогла на это смотреть и убежала.

     Позже я видела ее еще раз, месяца через три, у нее уже был заметный животик. Она ходила по саду в каких то обносках, вся какая то замызганная, мятая, она имела весьма потасканный вид, но идиотская улыбка не сходила с ее лица. Увидев меня она как то суетливо подбежала, схватила меня за руку и стала торопливо благодарить, за то что я привела ее сюда, за то что она встретила своего «здоровяка». Похоже у нее окончательно поехала крыша. Тех пор старалась не ходить в сад.

     А потом... один раз, когда я возвращалась от клиента меня в коридоре прижал какой то охранник. Он часто заглядывался на меня, когда я появлялась в поле его зрения. В этот раз он сказал что то на своем языке (не на арабском) и притянул меня к себе. Мне к тому моменту было уже все равно. Он развернул меня к стене и нагнул раком. Задрал подол, под которым ничего не было, и без труда вошел в, к тому времени уже хорошо разработанную, киску. После огромного члена африканца, которого я обслуживала несколько минут назад, член охранника я просто не заметила. Он что то там пыхтел у меня за спиной, схватив меня за волосы, потом переместил свой агрегат мне в попку. Кончив внутрь он похлопал меня по щеке и отпустил. И я не почувствовала ничего... Нет, то есть я кончила, но никаких эмоций, которые должна испытывать девушка, когда ее берут против ее воли... хотя бы когда ее просто берут... Такие эмоции словно охранник пожал мне руку, а не отъимел в коридоре, как последнюю потаскуху.

     В тот вечер я закрылась в своей комнате и плакала всю ночь. Я почему то именно тогда поняла, что я превратилась в окончательную шлюху. Каких то два года назад я и подумать не могла, что взять в рот член для меня будет так же просто как сказать «Доброе утро!». Я не могла представить, что в мою попку будут спокойно помещаться сразу два члена, а самая я буду от этого кончать как последняя шалава. Не смотря на все препараты мне все это было противно, я смотрела в зеркало и презирала сама себя.

     Слишком долго пылился рассказ в черновиках, решил вот выложить первую часть.