Фантазии
Мальчику скоро должно было исполниться двенадцать лет. Был он худ, белобрыс, волосы его летом совсем выгорали, скулы на лице выпирали, делая его лицо похожим на мексиканскую куклу, руки и ноги были неестественно длинны, отчего его подростковая фигура казалась расшатанной шарнирной конструкцией, впечатление чего усиливалось общей угловатостью и резкостью движений переломного возраста. Целыми днями он пропадал либо в саду, либо в окрестных горах, всегда в ссадинах и сетке порезов от гибких прутьев и сучьев, когда наступал сезон созревания орехов. И было у него две страсти. Катание на мопеде, которого у него не было, он брал его иногда у соседского мальчишки-сверстника, но постоянно просил мать и отца, чтобы и ему купили. Второй его страстью была ОНА, или может быть надо говорить ОН? ОНА-ОН был старый сексуальный автомат отца. Сколько он себя помнил, он всегда стоял в родительской спальне. Это была кукла в человеческий рост, заполненная внутри какой-то электрической и электронной начинкой. Он знал, что его отец летал на Нептун. Тогда полеты длились долго, очень долго. Женщины тогда еще не летали в межпланетные полеты, вместо них космолетчиков обслуживали сексуальные автоматы. В память о своем самом ответственном и важном полете отец и оставил себе этот сексуальный автомат. Звали ЕГО-ЕЕ Дженни. Впрочем, космолетчики не были особенно изобретательны по этой части, и все их искусственные женщины, кажется, звались Дженни.
Эльбу разбудил мерзкий звук телефона. Да, мерзенько подринькивающий, он поднял ее из уютной теплоты кровати и потащил в другой конец комнаты.
— Эй! Эй! Поаккуратней, вы что меня всё время пинаете.
Вот так вот, мучимый депрессией я тупо смотрел в монитор и предавался невесёлым размышлениям. Комп показывал... да ничего он не показывал, кроме идиотской картинки, которую я же в него и запихнул пару лет назад. Да, он не новый, не суперсовременный, но меня вполне устраивает, и в минуты подобные этой, не раз выручал меня от суицидального синдрома. Но сегодня...
Ты хочешь узнать, что хочет он — узнать о том, что крутится в голове, когда шум дождя колотится по крыше автомобиля, а огни встречных машин рассыпаются в миллионах капель на лобовом стекле. Когда голос с переднего сиденья тебе, совсем не смущаясь, а от этого ещё больше заставляя выпасть из реальности, говорит о том, что твой запах — запах хотящей секса — хотящей быть оттраханной — женщины уже становится невыносимым для дальнейшего выжидания. Ты знаешь, что от тебя хотят — что хочешь ты и немного больше... и эта истома, от предвкушения — продления предвкушения... и... осознания простой — примитивной, как секс и многомерной, как секс — мысли, что тебя хотят... осознание того, что на расстоянии вытянутой руки — а не проверить ли — джинсовая ткань натянута до предела и именно от того, что ты заднем сидении вроде бы и рядом, вроде бы и никуда не денешься... но любые мысли смывает потоком дождевых капель, сметенных дворником по ветровому стеклу...
Машины стремглав проносились мимо нее. Это было немного удивительно. Ведь еще какие-то 2 часа назад любая машина готова была остановиться и, не обращая никакого внимание на респектабельность, парни выпрыгивали из них и, виляя хвостами как дворовые собаки, почуявшие сучку, прыгали и кружились вокруг нее. Именно такой ее знали муж, дети и коллеги по работе — высокой шатенкой с короткой стрижкой, носящей изысканные деловые костюмы и носящей туфли на шпильках от Франка Фэрэ. Она была вице-президентом одной из столичных компаний. Но все это было днем. Все это было в мире, где правят мужчины, где ей необходимо выкладываться подобно буйволу, что пашет под солнцем в палящую жару, и в тоже время всегда оставаться свежей и без малейшего признака усталости на лице.
Мне нравилось наблюдать и издеваться над ней. Она так меня любит и я могу делать с ней все что я захочу, точнее она сама этого хочет я просто придумываю чтобы мне тоже холотелось и конечно это тоже совпадает с ее мыслями. она просто рабыня а я просто ее не люблю.