От автора: я часто задаюсь вопросом, что чувствуют врачи мужчины заставляя раздеваться девушек? Большинство девушек в душе немного эгсбиционистки и раздеваться да же перед врачом очень волнительно. Этот рассказ из нескольких частей написан от третьего лица, от лица врача мужчины.

     Одно время я работал в лагере восстановительной медицины. Это был санаторий при медицинском институте восстановительной медицины. Сюда отправляли молодых и вообщем то здоровых людей для восстановления после травм, операций или перенесших тяжелые болезни. В основном это были парни и девушки в возрасте от 18 до 30 лет. Мы отрабатывали новые оздоравливающие методики и внедряли специальные приборы и медицинские аппараты. Часто на процедурах присутствовали студенты, иногда даже проводили их. Часть процедур требовали некоторого обнажения пациентов. И тогда было интересно наблюдать за реакцией студентов и пациентов друг на друга.

     Ровно через год я снова оказалась в этом лагере. Но в этот раз я здесь работала. Мне исполнилось 19 и я могла летом подрабатывать. Особо не раздумывая, я устроилась санитаркой в знакомый лагерь. Особых требований не было деньги платили за 2 ставки работы было мало. Да и потом всегда можно было поприсутствовать на разных процедурах, и увидеть не только упругие попки пацанов но и некоторые более интимные подробности. Мед сестры не было и часть функций выполняла я. Особенно мне нравилось присутствовать на телесном осмотре после походов. Всем кто был в походе приходилось по одному заходить в медкабинет и раздеваться до гола. Трусы то же снимали. И в таком виде стоять, пока доктор осматривал тело на предмет укуса клещей. Девочки относились к моему присутствию почти нормально, а вот парни краснели и смотрели на меня так, что мои соски начинали твердеть под халатом. Но я ждала ту самую мед комиссию, которая осматривала меня в этом лагере год назад. У меня до сих пор не было парня и мне до жути хотелось поучаствовать в медосмотре.

     День тянулся чрезвычайно долго. Милу оставили в комнате одну, никто не заходил ее проверить, только занесли обед. Остаточное возбуждение давило на клитор, да и воспоминания о произошедшем утром, несмотря на жесткость и грубость хозяина, почему то вызывали сладкую волну, заставляя закусывать губку. Хм, с ней никогда никто так не обращался... И что же — ей понравилось? Или всему виной чисто физиологическое возбуждение, вызванное нанесенным синтетическим средством? Может, не будь той мази, она бы так усердно не подсасывала его, юля язычком по члену?

     Меня зовут Настя. Мне 18 лет. В этот лагерь меня пригласила подруга Катя. Я никогда до этого не была в лагере, тем более в спортивном. В общем то всегда обладала спортивным телосложением, хотя и не прикладывала для этого особых усилий. У меня узкий таз и очень маленькая попа, длинные ноги, миленькое личико с большими черными глазами и ресницами, и всё бы ничего если бы не грудь 1 размера, правда всем говорю второго и лифчики покупаю второго. Во всем виноваты гены, и наверное повышенный метаболизм.

     Я вошла в синем платье, вы помните это платье, мой господин: глубочайшее декольте, из которого прут наружу мои белые, нежные груди, и юбка с разрезом спереди — там прилагался кружевной подъюбник, но я его не надеваю, мой господин, чтоб лобочек сверкал, как вы любите.

     Отворились стеклянные двери, и в трепещущий свет множества свечей вошла моя женщина. На несколько долгих секунд замерла в глубоком, обнажающем её реверансе. Выпрямилась. Волосы её тёмного золота стекали на спину, чёлка тяжёлой волной скрывала левый глаз, обтекала очаровательное сердечко лица. Беззастенчивый вечерний макияж подчёркивал прозрачно-серый взгляд — взволнованный, трепетный, чуток испуганный, потому что она мгновенно поняла, что пылающий воск всех этих свечей сегодня зальёт её соски. Пухлые, жирно напомаженные багровым губки её крохотного ротика дрогнули — женщина увидела набор стеков и плетей. А я смотрел на её длинную, изящную шею, с которой в манящую, длинную ложбинку меж пышных грудей, приподнятых расписным бардовым лифчиком, стекало алмазное колье. Пальцы мои подрагивали в предвкушении, как стану душить её, как сорву это колье и засуну ей в рот — острое, сверкающее, в плачущие лоснящиеся от помады губы. Заставлю жевать, а сам буду лупить ей пощёчины и ебать, ебать, ебать! Пусть только даст повод.

     Дамир несся по коридору как угорелый, глядя на мелькающие таблички дверей номеров, пока его глаза не увидели нужный номер. Он остановился как вкопанный и быстро постучал. Никакой реакции. Он постучал еще громче. Через минуту дверь раскрылась и показался заспанный бородатый южанин. Жуткий перегар дунул в лицо молодого парня и он невольно сделал шаг назад.

     «Чёрт дёрнул меня согласиться на эту авантюру», — думал я, стараясь выбрать из своих вещей, что-то поприличнее.

     Говорят время лечит! Ни фига оно не лечит, а только усугубляет! Чем больше проходит времени от той поездки в Ильичёво, я все чаще вспоминаю его, да нет, даже не совсем его, скорей его голос, голос которому хочется подчинятся, его прикосновения к моему телу, я вспоминаю свою беспомощность и не защищенность перед ним, свой страх! — Мои фантазии... Они заводят меня так далеко, что я начинаю сомневаться в своей же нормальности... У меня появляется еще один вид голода — голод по прикосновениям. Жажда прикосновений — становится главнейшее из всех основных моих желаний! Предвкушение удовольствия, им можно изнурять, мучить и даже пытать, ведь мало что сравнится с маячащим на грани прикосновения наслаждением.

     ***