Я просыпаюсь от какого то вкусного запаха и, спросонья, сладко потягиваюсь в постели. Затем моя рука опускается на другую половину разложенного дивана и не находит там тебя. Тебя, моя любимая. Только тут я замечаю, что на кухне раздаются какие то постукивания и побрякивания, очевидно, ты готовишь нам завтрак. Еще раз, потянувшись, прогоняя сон, я бодро спрыгиваю с постели на мягкий ковер. После вчерашних любовных утех с тобой, я так и остался совершенно обнажен. Солнышко уже весело заглядывает в окно, время уже около одиннадцати. Благо сегодня выходной и нет нужды идти на работу. Я бросаю взгляд вниз. Мой член, как почему — то обычно с утра, возбужденно торчит, покачивая налитой кровью шишкой головки. Не долго думая, я направляюсь к тебе на кухню. Завернув за угол, я вижу прекрасную картину. Ты стоишь спиной ко мне и что — то нарезаешь на столе. На тебе только легкий короткий халатик, наброшенный на голое тело.
Ромку я знаю давно. Еще будучи призывником, гуляя с собакой, я приметил в своем дворе светловолосого первоклашку в сопровождении молодого, красивого и вечно резвящегося ризеншнауцера. Мальчишка был не по годам развит. Читал в то время модного Дрюона с его проклятыми королями и удивительно зрело рассуждал на вечные темы любви, преданности и измены. Меня в этих дрюоновских книжках волновал только казненный в задницу Эдуард Второй, но говорить об этом с первоклассником не хотелось. Мы часто встречались во дворе, я в очередной раз издевался над Ромкой по поводу того, что мой пес был его тезкой, и он, обиженный уходил в другой двор. О чем, спрашивается, мы тогда могли говорить?
В хлопотах и заботах прошел еще один день. Еще один день жизни, которая катится уже к закату. Сколько было таких дней... И всегда ей казалось, что таких, может и лучших, дней будет еще много, очень много. И вдруг однажды она почувствовала, как-то вдруг и сразу, что теперь их осталось, пожалуй, не так уж и много, что жизнь уже, почитай, прожита, вот уж и внуки большие... Все чаще в мыслях своих она возвращается к дням прошедшей жизни, перебирая эти прошлые дни, эти ушедшие в пасть времени события, частью ушедших, а частью также постаревших людей — все это стало для нее какой-то регулярной потребностью. Именно, когда она поймала себя на этой потребности, она и ощутила, что она уже старуха, и что все у нее, увы, уже позади... И вот сейчас она сидит на кухне. Дом спит. Одной ей бессонница не дает возможности свалить в постель свое уставшее тело и отдаться снимающему усталость сну, она знает, что если она это сделает, ей предстоит жестокая борьба за сон, от которой она лишь устанет и измучится. И она сидит на кухне, вытянув расслаблено свои старческие руки вдоль крышки кухонного стола, разглядывает их. «Боже, какие они стали страшные». А она ведь помнит их, вернее, именно те и помнит, нежными и гладкими женскими руками, и каждый раз, когда ее пристальный взгляд попадает на эти руки, она внутренне вздрагивает, не сразу осознав, что это ее руки.
20.07.02.
Автобус был переполнен. Люди, задыхаясь от жары, стояли, что называется, впритирку.
Я не собирался так скоро продолжить мой рассказ, но меня вынудили непредвиденные обстоятельства, которые произошли три дня назад, когда я написал первую часть странных отношений. В тот день я думал, что моя сестра, придя домой из школы, сделает мне, как обычно, классный минет и все — успокоится на этом. Но только потом я понял, как я недооценил глубину развращенности моей малолетней сестрички.
Большая мясистая сиська
Друг мой, со мною ты ночью и днем,