Кран был побеждён в короткой, но упорной борьбе. Моя майка плотно обвила мокрой тканью тело, намокшая и оттого отяжёлевшая ткань шорт стремилась вниз, следуя природному закону — закону всемирного тяготения. А по коже полками шли мурашки, заставляя дуть на пальцы, застуженные под струями ледяной воды. Лена, бросив тряпку, запричитала, словно случилось ужасное, схватила меня за руки, потащила на кухню, где у неё грелся самовар. Такой электрический самовар классический формы, если не сказать старорежимной, но электрический, с длинным шнуром.

     — Снимай! Сейчас же снимай майку! — Она шагнула ко мне так близко, что грудь, рельефно выпиравшая в намокшем халате, ткнула меня куда-то под грудь. Ударив по моему охладевающему телу электрической искрой. А как ещё назвать то, что выключает сознание, высвечивая окружающий мир в нечеловеческие цвета?

     — Я. — Голова дурная шла кругом, слова путались, только один Максим знал своё дело. Он набухал, бесстыдно выталкивая член бугорком на шортах. — Домой. Там отогреюсь.

     — Простудишься! Снимай! — Она запустила руки свои мне за спину, надавив грудью. — Давай! — Она, вообще, не понимала, что делает, поступая со мной так словно я её дочь — маленькая послушная девочка, у которой, конечно же, нет такого дикого спермотоксикоза.

     — Я лучше дома. — Внутри меня всё рвалось, трескалось, вставало дыбом. Особенно старался Максим, уже вытянувшийся вдоль тела, и теперь только деревеневший от тепла её груди.

     — Куда? — Она стянула майку с меня, обнажив по пояс. — Высохни, чая попей. — Последнее она произнесла с некоторым замедлением, так как майка как кожа змеи скрутилась с меня, обнажив торс, а там и чуть сползшие вниз шорты и Максима, кокетливо выглядывающего из-за пояса шорт своим одним глазом. — Замёрзнешь. — И подняла на меня глаза.

     Когда отец мне сказал про то, что женщина выдаёт себя глазами, я подумал, что он говорит так, чтобы отделаться от меня. Но сейчас в глазах соседки я видел что-то такое, что говорило мне «давай». Этот странный блеск, чуть отстранённые глаза. Где я видел это? Да! У Эллады, когда она, растопырив ноги, вцепилась в ствол яблони, и вскинула голову, убирая с лица волосы, распавшиеся из пучка. Ленка хотела секса, сильно хотела. Даже не могла скрыть этого желания выпиравшего из неё всем — от дрожавших рук, до внезапно высохших губ, по которым она ударила языком.

     — Замёрзну? — Что делать с этим?"Давай!»? — Нет, не успею.

     — Да. — Она протянула мне майку, словно пытаясь выстроить защитную стенку между нами. — Да.

     Я бросил майку на пол, завёл руку за её голову, мягко ухватил за затылок, притянул к себе. Поцелуй! То, что давало мне всегда делать первый шаг, за которым мои руки могли чувствовать тёпло бёдер, ног, талии своих сверстниц. Она уперлась руками в мои руки, отталкивая меня, сделала шаг назад, стремясь вырваться. Но я двинулся вперёд, тесня её спиной в коридор, к единственному свободному промежутку стены. Вжав её между вешалкой, какой-то картиной, за которой журчал холодильник, я целовал её со всей своей изощрённостью на которую был способен, прижимаясь к животу полусвободным членом, выглядывавшем из шорт. Она толкала меня, сначала сильно, отчаянно, но потом ослабла. Улучив минуту, я отклонился от неё, сглотнул комок в горле.

     — Я скажу матери. — Она не кричала, не звала на помощь, говорила тихо, с угрозой. Но глаза! Её глаза выдавали её на все двести процентов. Она желала продолжения и боялась этого.

     — И про это? — Я схватил её халатик за борта, дёрнул на себя. Она качнулась вперёд, а затем назад, стараясь вырваться. Что мне и нужно было. Резкое движение распахнутых бортов вниз, на уровень локтей, связал движения её рук.

     — Андрей. — Она всхлипнула.

     — Да? — Я наклонился, носом убрал мешавшую мне цепочку с какой-то финтифлюшкой, обхватил коричневый кружок на груди. Втянув его, отпустил, сжимая губы до мягкой твёрдости соска. Посасывая его, мои руки не отпускали зажатые борта, не давая ей толкать меня. Лена вытянулась, её руки вцепились в мои, с силой двинулись в атаку. Я же, переключился на левую грудь. Сосок неожиданно для меня дёрнулся, словно кто-то изнутри пошевелил его. Руки ослабли, но всё продолжали давить на меня. Отпустив грудь, я поднял голову. Лицо её представляло маску, где смешались все чувства — желание, стыд, страх, удовольствие.

     — Ты отцу лучше расскажи. — Я прижал её к стенке, стараясь удержать шорты, предательски соскальзывавшие с меня. — Маме это не будет интересно. — Они упали на пол, выпустив член на свободу. Он нагло ткнул живот соседки, прижался, кося в бок.

     — Ты же... Я... Нам нельзя. — Она попробовала вздохнуть.

     — Разве? — Я стянул халатик, оставив её стоять у стенки в одних трусиках. Она вскинула было руки, но я их перехватил, закинул себе за плечи. — Зачем стесняться? — Как там отец говорил — «мужчина владеет ситуацией»?

     — Нет. — «и тогда мужчина берёт женщину. Даже если она сначала будет сопротивляться. Или делает вид, что сопротивляется». — Нет, мы не должны.

     — Да, ладно! — Я подхватил её на руки, понёс в комнату. Она не отбивалась, только держалась за мою шею, молча, поджав губы.

     — Андрей. — Она упёрлась рукой в подушки дивана, затрудняя мне её укладку в горизонтальную плоскость. — Ты же мне в сыновья годишься!?

     — Лен. — Я подхватил её на руки опять. — У нас с тобой какая разница? — На ум пришли слова матери. — Между мужчиной и женщиной возраст не играет роли.

     — Но. — Она попыталась встать с дивана.

     — Да! — Я обхватил её, занял её рот длинным поцелуем, с языком. Как учила меня девчонка с соседнего двора, дразня своей мнимой доступностью. Она дрогнула, по телу пробежала лёгкая волна. Пока она прижимала руки к груди, словно прикрывала их от меня, мои руки, разделив направления, действовали. Одна придерживала её, не давая вырваться от тесного контакта со мной и членом, вторая нырнула вниз — к трусикам. Пальцы проскочили мимо края, скользнули вдоль резинки, а потом резко нырнули между плотно сжатыми ногами. Женщина напряглась, словно собралась для последнего рывка, и обмякла, дав руке протиснуться сквозь уже расслабленные стенки бёдер.

     Она была мокрой. Даже сквозь ткань трусов ощущалась эта влага, желающей пизды. Коснувшись пару раз краёв трусиков, я запустил пальцы под края, проникая под ткань. Женщина двинула бедрами, и мои пальцы двинулись в экспедицию в пространстве, ставшем свободным. Руки её уже не сопротивлялись мне. Они выпорхнули из-под меня, надавив на мою грудь жаром её сосков, обняли меня, выбивая у меня на спине искры желаний. (Специально для — ) Они скакали по мне, слетали с рук, губ, стекались вниз, заливая тело женщины, от чего она всё больше заводилась. Я потянул трусики вниз, скатывая их. Она же просто подняла попку, одним движением ноги стянула их с себя, зацепив большим и средним пальцем ноги. На её лобке, курчавые волосики колосились в строго ограниченном пространстве, оставляя чистым так называемую полосу бикини. От увиденного мне стало плохо. Реально плохо. Так вот, рядом, под тобой, то самое, о чём ты мечтал во сне, подсматривал в школьной раздевалке, рассматривал на расстоянии, укрывшись в кустах ежевики.

     — Ничего не говори. — Она кашлянула, сбивая внезапно появившийся низкий голос.

     — А зачем? — Я раздвинул рукой ноги, опёрся на одно колено, примериваясь головкой члена.

     — Сама. — Она схватила мой член, погладила, а потом потянула к себе, направляя ко входу. При этом она смотрела на меня, и в её глазах я видел всё то, что составляет желание. Я с силой вошёл в неё, растолкав мокрые воротца, пошёл вглубь, наваливаясь на неё. Она застонала, уцепилась руками за мои две половинки, словно хотела засунуть меня всего туда, в приятное тепло пульсирующей женской сути. Член двигался и двигался внутри, время странно потянулось, заставляя меня даже думать о бездонности ...

 

     её влагалища. Но вот головка уткнулась во что-то, Ленка ойкнула, приподнялась, и член нырнул ещё глубже.

     — Да! — Она схватила меня за голову, стала целовать не разбирая, что ей попадалось. — Да, так! Ещё!!!

     — А ещё сопротивлялась! — Я как-то назидательно сказал ей, вытянул член, с неохотой выскочивший изнутри. Поводив по её воротцами, поддразнивая её, я занял более выгодную позицию. Мне само тело говорило, что надо делать, в какой позиции мне будет лучше. Второй раз я прошёл этот путь просто мгновенно, опять она ойкнула, подняла попку. А потом я не останавливался. Я то наращивал темп, то долбил её длинными, затяжными наплывами, заставляя всё сильнее двигаться мне навстречу, поднимать попку. В какой-то момент она застонала тем самым стоном, что ударил меня сегодня в моей невольной ежевичной засаде. Она стонала также как моя мать, отчего в моей голове, просто всё взорвалось. Я перестал экспериментировать, а просто стал плющить её, всё больше наваливаясь, всё сильней вгоняя свой член в уже горящую топку. Соседка вытянула руки назад, упёрлась руками в подлокотник дивана, сдерживая своё сползание к нему. Открывшиеся груди заколыхались в такт моим движениям, подмигивая мне сосками, кружочками, зазывая мои губы к себе. Обхватив губами один из кружочков, я языком нащупал сосок по твердости не уступавший моему члену. А потом стал мять его губами, прихватывая пальцами рук половинки её попки. Она завертелась подо мной, закуксилась, чуть ли не разрыдалась. А потом вытянувшись в струнку, уткнулась лицом мне в плечо и завыла. Плечо заглушало этот крик Природы, но мне стало приятно. Не знаю почему, но я отпустил её сосок, перехватил её раскрытый рот, занял поцелуем. Пока мы целовались, она несколько раз выгибалась, поднимая меня к верху, опадала, вновь сжимала руками. А потом ухватилась за края покрывала, сбитого нами, сжала их, потянула в стороны, мелко трясясь подо мной. И опала, безвольно распластавшись на диване. Оргазм. Что такое оргазм я уже видел за эти пару недель. Видел близко, насколько это возможно. Но чтобы подо мной женщина кончила, превратившись в безвольную куклу — это было впервые. Как всё то, что случается впервые, оставило у меня ощущения непонятности, что нужно делать дальше и власти. Я замер, навис над ней.

     — Не останавливайся. — Она вытянула прядь волос из-под моей руки, отбросила в сторону. — Не останавливайся, прошу тебя.

     — Хорошо. — Я чуть повернул её, меняя угол входа члена. — Тебе удобно?

     — Да еби меня! — Она рассердилась, поднялась на локте. — Еби говорю!

     — А вот так? — Я прижал её голову к диванной подушке, выворачивая тело в бок.

     — Милый. — Она неожиданно промурлыкала это слово. — Милый Андрюшечка, что же мы с тобой наделали?

     — Ещё ничего. — Я хотел выстрелить в неё. Но со мной случилось то, что среди парней называлось «сухостоем». Сколько я не вгонял себя в неё, не теребил себя за яйца, сколько не кусала она меня в грудь, терла яйца — всё было без пользы. Я просто раздувался на глазах от напряжения в яйцах.

     Через какое-то время она остановила меня, сползла на пол, сдёрнула покрывало и подушки. «Так мы с тобой диван развалим. Он и так дышит на ладан». — Она разбросала подушки, а я, засмотревшись на сердечко её зада, пристроился сзади, стремясь поставить её раком. Она засмеялась, наклонилась, уперлась локтями в подушку.

     — Вот теперь давай. — Она игриво оттопырила зад.

     — Даю! — Мне было весело, даже можно сказать сказочно бесшабашно. Я подхватил член, приложил его к ложбинке, разделявшей две округлые половинки задницы. — Даю гудок!

     — Не туда! — Она рванулась вперёд, но я держал ей за бёдра крепко.

     Мой член почему-то выгнулся. Головка не хотела проходить в её воротца, хотя до этого проходил только так! Я налёг, не обращая внимания на её попытки вырваться, головка протиснулась сквозь какие-то удивительные теснины, с трудом двинулся вглубь.

     — Ты мне жопу разорвёшь! — Ленка просто ткнулась головой в подушку. — Аккуратней надо!

     — Какая жопа? — И тут мне стало ясно, отчего она так старалась вырваться из-под меня. Член мой, скользнув по ложбинке, нырнул, как и положено всякому смышленому мальчику, в первую попавшую дырку. Которая и была анусом. И теперь я занимался сексом с Леной самым, что ни на есть извращённым способом. Но мне нравилось чувствовать эту напрягающую тесноту. — Извини.

     — Продолжай! — Она повернула ко мне красное лицо в ореоле спутанных волос. — Только не останавливайся. — Рука её стала ходить внизу живота, периодически толкая меня в яйца. Понятно, клитор гладит. Интересно, потом надо будет посмотреть, как там всё устроено. А то в книгах одно, а на деле зачастую наоборот. И какой он клитор из себя?

     Через минут двадцать, когда у меня стало заходить сердце, она запищала тонким голосом, прося не останавливаться. Она кончала подо мной, кусая губы, взлохмачивая себе волосы свободной рукой, сжимая половинки, выдавливая из себя мой член. Я не позволил её вытолкнуть меня. Навалившись всем телом на неё, я придавил дрожавшую от напряжения женщину к полу. Она закричала, выгнулась, защемляя мой член половинками попки. Её красивой, аккуратной, аппетитной попкой, которую я сейчас трахал. От этой боли мир вокруг меня взорвался, вытянулся в длинный коридор, а затем вернулся в чёрно-белом варианте. В котором она была белой, ослепительно белой, с ручьями, бьющими из грудей, а я чёрный с вылетающим из члена потоком. Я кончил.

     Мы, свернувшись клубком, лежали рядом молча. Вырвавшийся из неё воздух, закаченный моим членом ей в зад, заставил нас засмеяться, после чего мы впали в это состояние недвижимости. Перед мои носом был её лобок с курчавыми зарослями, сжатые коленки, а перед её лицом чуть опавший член, очень даже не чистый. Мы лежали, слушая то ли себя, то ли мир вокруг, а может просто приходили в себя после произошедшего.

     — Пошли в ванную. — Она встала на четвереньки, переползла через меня. — Ты меня, как не удивительно звучит, но уёб.

     — А что тут удивительного? — Я перевернулся посмотреть, как она идет на четвереньках.

     — Что? — Она сел на пол, опираясь на бедро, вытянув ноги. — У меня не было мужчины девять месяцев. А ты за час выбил из меня все мои силы. У меня их вообще не осталось.

     — Осталось. — Я усмехнулся. Кто-то из парней говорил, что женщины любят льстить своим любовникам, говоря, что нет сил, хотя сами так и думают о новой палке. — Мы сейчас проверим.

     — В ванную! — Она поднялась, пошатываясь, пошла в ванную. Я пошёл следом.

     Кран исправно выдал воду, и горячую, и холодную, смешивая их в шланге душа. Обмываясь с ней в ванне, я с удовольствием тёр её спину, бока, бёдра, проскальзывал между ног, игриво прихватывая губки. Она же поглаживала Максима немного очумевшего, но уже оживающего, тёрлась об меня, чуть ли не мурлыкая. Вот и скажи после этого, что женщина и кошка не из одного племени? Ну, по крайней мере, из одного астрального источника.

     — Знаешь, когда ты меня прижал к стенке, мне хотелось дать тебе коленом под яйца. — Она вытиралась аккуратно, промакивая каждую складку. — А потом ты прихватил меня так нежно за грудь, что внутри меня что-то щёлкнуло. А когда ты. — Она опустила глаза в пол. — Понёс меня на диван. — Она вздохнула. — Я, если бы остановился, сама тебя изнасиловала. — Она подняла голову. Да. Она бы это сделала. Прав тысячу раз отец, когда говорил, что всё у женщины в глазах. Всё!

     — Я бы не остановился. — Я прижал её к себе, убрал волосы с плеча, поцеловал. — Я уже набрал такую скорость, что выпусти меня на дорожку, сделал бы пару мировых рекордов. И потом, кто же бросает женщину на пол танце? — Откуда у меня это выражение я не помню, но сейчас оно выскочило из меня, как чёрт из табакерки.

     — Да? — Она потянула руку за висевшим полотенцем.

     — Не надо. — Я перехватил её руку. — Будем так.

     — А? — Она не отрывалась от меня, даже сильней стала жаться. — А вдруг кто?

     — Муж? — Съехидничал я.

     — Дурак! — Она отпрянула, но я притянул её, упал на колени, занялся грудью. — Ох, что ты делаешь со мной?

     — Нет, это ты, что делаешь со мной? — Вставший Максим уже был готов вновь ринуться в бой.

     — Тогда я его поцелую, чтобы успокоился. — Она наклонилась, прихватила губами головку, завертела языком, забираясь под кожицу.

     Мы ужинали уже в темноте. Не зажигая света, мы сидели за столом. Я глотал её холодные голубцы, она, сидевшая наискосок, через угол, прижимала к себе мои шорты и майку, уже высохшие, пока мы занимались изучением пристрастий друг друга в сексе.

     — Приходить к тебе буду два раза в неделю. — Я облизал ложку. — Есть другая квартира? Ну, у подружки?

     — Есть. — Она положила одежду на колени.

     — Тогда надо подумать, как бы встречаться там. Не хочется, чтобы из-за меня у тебя были проблемы. — Мать-то точно устроит бойню. Отец ничего, может только пожурить. Наверно. А вот мать? Самый опасный боеприпас. — Я не хочу прекращать наше общение.

     — Но мы вынуждены будем это сделать. — Она всегда выскакивала из-под меня в тот самый момент, когда я кончал. — Я взрослая женщина, ты молодой ещё. У тебя девочки молоденькие должны быть.

     — Ты моя женщина. — Я притянул её к себе, посадил на колени. — Девочки это девочки. А ты это ты. Мой бриллиант. — Наверно, от этого ей будет приятно.

     — Дурачок. — Она взъерошила мне волосы. — Какой дурачок!

     — Кстати. — Натягивая шорты, я вспомнил, как снимал с губ её лобковые волосы. — Ты бы постригла свои джунгли? Коротко?

     — Вот сам и пострижёшь. — Она толкнула меня к двери. — Там на лестнице никого?

     Я поднимался к себе в полутьме подъезда, переступая со ступеньки на ступеньку, не торопясь, не нагибаясь, рассматривая ступеньки. Я всего шесть часов назад спускался мальчишкой, с фантазиями, с дрочкой чуть ли не каждый час, страдавшим от сперотоксикоза, тайн мира сексуальной жизни, медленно и как-то в это лето, крайне цветасто, открывавшийся мне. А поднимаюсь уже мужчиной, познавшей тайну женщину, уловивший этот тайный код доступа к женскому телу, взявший женщину, вопреки её показному нехотению и заставившей её кричать от удовольствия! Я возвращался домой с битвы мальчишеского болезненного любопытства половым вопросом и мужской властью над миром, над женщиной, над тайной секса, который, как говорили древние, управляет миром! Я возвращался победителем!

     Порыв ветра скользнул по спине холодком. Лето кончается. Или со мной так холодно прощается моё детство, отрочество? Мда, быстро оно окончилось. Как лето. Раз и нет уже.

     В двери торчала записка от Вики, первой классной красавицы. Она писала, что зайдёт ко мне завтра к девяти. Я улыбнулся. В последний раз ты оттолкнула меня, хотя, как теперь я понимаю, очень желала, чтобы я продолжил свои соблазнения. Встала с каменным видом, пошла, бросив «пока». Теперь посмотрим, как ты завтра поведёшь себя. Я открыл дверь, переступил порог и радостно засмеялся. Ну, Природа-Мать, берегись! Теперь у меня есть то, что не остановит самый высокий забор, самые строгие голоса, глаза. Все вы хотите, только скрываете это.

     Ну, девки, держитесь!