Больше всего она любила целоваться. Нет, конечно же, секс был самым любимым блюдом, но на первое, на аперитив, поцелуи были для нее так же важны, как воздух и вода для всего живого. По поцелуям можно судить о человеке вообще и о том, каков он постели. А самое приятное в поцелуях было их начало. Не важно стремительное или плавное, напористое или стыдливо-неумелое, желанное или неожиданное и внезапное. Но, когда поцелуй неизбежен, и ты вдруг осознаешь это за доли секунды перед тем, как твои губы растворяться в его, вот именно этот момент и сводил ее с ума. Ради этого она жила. За это чувство полета над обыденностью она могла многое отдать. И отдавала. Отдавала всю себя, отдавала свое положение в обществе, отдавала свои семейные ценности, свою репутацию и иногда свое будущее. Ставила на кон все, что имела и что могла бы иметь.

     Эта встреча была предопределена, она четко знала это, хотя и не относилась к фаталистам, никогда не читала гороскопов и гаданий. Она просто знала заранее, что будет именно так. А когда это происходило, у нее был эффект дежавю, и от этого ей становилось одновременно страшно и спокойно. Она пришла туда случайно, но как будто все ее вело к этому месту. Так бывает: какая-то проволочка, кажется, что слишком много времени тратиться на что-то не то, что надо уже давно быть в другом месте, а в результате все идет своим чередом, и ты оказываешь что называется в нужном месте в нужное время. Она долго гуляла с детьми по городу, в парке, потом зашли в музей, потом в кафе перекусить, потом дети попросили сходить еще в ту крепость, ну помнишь, про которую говорили девушки из туристического бюро? Да конечно, но пожалуй на сегодня хватит местных достопримечательностей, не пора ли вам домой, девочки? Зачем нам туда вообще надо? Ну мамочка, ну пожалуйста! Ну хорошо, но не будем торопиться, все уже устали. И они пошли прогулочный шагом, останавливаясь по пути на разных детских площадках, покачаться на качелях, съесть мороженное.

     Когда они наконец дошли до крепости, оказалось, что музей закрывается, но раз уж мадам с двумя милейшими юными леди пришла, пусть проходит бесплатно, ведь до закрытия всего 10 минут. Мадам вошла на территорию крепости. Это был музей под открытым небом, что-то типа нашего Кремля, на территории которого расположились избушки-лавочки, в каждой работали ряженные экскурсоводы и приглашая внутрь рассказывали и показывали жизнь конца позапрошлого и начала прошлого века. Дети были в восторге! все можно трогать и везде можно бегать. Но увы, они закрываются и просят мадам простить их, но домики запираются на замки и улыбчивые и гостеприимные экскурсоводы уходят переодеваться в одежду своего времени. Ну разве что вон та дальняя избушка, кузница, еще открыта, там кузнец задержался, может вы успеете туда? Они успели.

     С первого взгляда по ее телу пробежал разряд. Вот зачем они туда шли. Она сразу почувствовала запах порока и поняла, что пропала. И это здорово, она обожала отдаваться во власть порока, разврата и удовольствия. Он был красив, не в пример традиционным русским кузнецам, толстым и с брюшком, бородой и усами. Он был высок и строен, но руки были очень мужественными, сильными, они пленили ее сознание сразу же. Но, простите, мадам, я ухожу. Ах да-да, я знаю, простите нас, дети так хотели посмотреть, что здесь. Приходите завтра, и может быть, я что-нибудь сделаю для Ваших маленьких леди. Завтра?... Но нам далеко сюда добираться... Не знаю... Не уверена... Земля медленно уходила из под ног, неужели это все? Вот так вот и кончится, не успев начаться?... Ну нет. Она, конечно же, придет сюда завтра. И пусть это будет очевидно и ему и ей, но оба сыграют по правилам этикета и сделают вид, что ради детей эта привлекательная блондинка вовсе не выглядит похотливой сучкой, ищущей приключений.

     И было завтра. И она пришла снова. И он увидел ее и сказал, что ждал. Она занервничала, как юная девушка на первом свидании. И он стал ковать какую-то мелочь для ее детей, дети как завороженные следили за творящимся на их глазах чудом превращения простого куска металла в изящный лепесток. А она не могла оторвать взгляд от его движений, от взмахов рук с молотом, грохот по наковальне был музыкой для ее ушей, она чувствовала каждый его мускул под одеждой, каждый изгиб его тела и напряжение невысказанности, которое висело в воздухе, заполняло маленькую кузницу от земляного пола до черной прокопченой крыши. Он сделал каждой девочке по лепестку и вдруг, когда она отсчитывала в уме секунды ускользающей возможности, судорожно подыскивая новые слова для светской беседы, чтобы хоть как-то продлить эти моменты и зацепить его, дать ему понять, что она хочет большего, вдруг он спросил, что он может изготовить для нее.

     Для меня?! (о Боже, спасибо тебе, еще несколько минут и они уже только для меня) Все, что хотите, правда, я буду всему рада. Я сделаю Вам кое-что особенное. Ну конечно, особенное, какое еще это может быть, подумала она. Он стучал молотком по раскаленной стали, делая контуры плавнее и округлее, окуная в холодную воду и снова нагревая в печи, они болтали обо всем и ни о чём. «Я хочу сделать нечто настолько прекрасное...» Повисла пауза. Она срывала слова с его губ, недосказанные недомолвки, слова, которые не говорят незнакомым дамам с двумя детьми, но она уже слышала их, она молила Бога, чтобы он произнес это вслух. «... насколько я могу.» Она выдохнула. Не то. Не посмел. Спасибо и на этом. К сожалению, я не могу Вам дать ничего взамен. Не беспокойтесь, правда, достаточно того, что Вы просто были здесь, пока я работал. Вот ведь! Такое чувство, что это не кузнец, а поэт, по меньшей мере, где он научился так говорить? Или это специально для меня?