В сущности я ни в чем не виноват. Как говорится — на моем месте так поступил бы каждый...

     Значит так, иду я по коридору и в руках у меня «Зоркий». Нет у меня никаких темных замыслов, просто я собираюсь сфотографировать всю нашу отдыхающую группу. Группа-это двадцать подростков и две воспитательницы — Фаина Семеновна Цветочек и Ингрид Серегеева, двадцати восьми и двадцати трех лет соответственно. Мне надо согласовать с воспитательницами время и место, т. е где соберемся.

     Вот дверь комнаты Фаины Семеновны, бездумно ее пихаю (ну почему не постучал!?) и вижу картину...

     Прямо напротив двери, нет, чуть правее стоит кровать и в ней две наши воспитательницы. Снизу лежит Ингрид Сергеевна, сверху Семеновна и обе лижут друг другу... Ингрид аж на мостике стоит, а Семеновна елозит широченным задом и вжимает голову Ингрид в кровать. Стоит чавканье, как на африканском водопое. Я наверное попал в самый пиковый для них момент и потому на первые мои несколько снимков медамs никак не реагировали — мне удалось подойти к ним вплотную, всего на шаг!

     Фаина поднимает голову и смотрит на меня. Это надо видеть! Глаза одурелые, до носа включительно пена и Фаиночка облизывается, в точь-точь как корова. Ба-альшие груди висят и никакого понимания, как это красиво! Я перемещаюсь, фотографирую и даже стараюсь экономить пленку для последующих, как я надеюсь, лучших кадров. Тут она начинает дергаться, пытается встать, но Ингрид страстно держит ее за ноги и они обе летят на пол. Живописная картина, смешались руки, ноги, груди! Я фотографирую уже больше Ингрид, Фаина прет на меня, на четвереньках, с ее задом она выглядит прямо как стегозавр из Детской энциклопедии. Планомерно отступаю, фотографируя. Наконец они встают на ноги и вяло пытаются отобрать фотоаппарат, выскакиваю в коридор — обе стоят в дверях и тупо смотрят на меня. Обнаженные в пене — она на лицах и снизу, у Ингридочки мокро почти до колен, а с лица пена свисает тонкой сосулькой. Потом наконец соображают, что надо закрывать дверь.

     Я отработал как автомат — все 36 кадров! Бегом, на автобус, домой в город, и к вечеру негативы и две пачки фотографий готовы.

     Вернуться я успел к ужину и первые слова которые я услышал в нашем корпусе были

      — Иванов, тебя Фаина Семеновна ищет, говорит немедленно к ней,

      — Иванов, что ты натворил? Тебя воспиталки обыскались,

      — Леня, ты чо, а? Тебя воспиталки прямо жарить собрались, не иначе, злые как собаки, где Иванов, да где Иванов. А правда, где ты был?

      — В...

     Злой и голодный прохожу в столовую, все взгляды на меня. Сажусь за свое место начинаю есть. Врывается Ингрид,

      — Иванов, немедленно к Фаине Семеновне!

     Я специально тщательно жую

      — Иванов, я кому сказала!

     Поворачиваюсь в сторону Ингрид и спокойно произношу

      — Я сейчас покушаю и приду.

     Ингрид от моего «покушаю» тушуется и как-то боком выпадает в коридор. Заканчиваем ужин в молчании, все сочувствуют мне и горят желанием узнать, что же произошло. Молчание товарищей мне нравится, надо подумать и решиться. А ладно, посмотрим как пойдет, иду к Фаине (милая Фаиночка, ну и задница у тебя).

     В комнате обстановка близкая к аутодафе, нет лишь дров, палач (Фаиночка!) марширует по комнате, в очках и в самом что ни на есть строгом учительском виде.

      — Иванов!

      — Да, Фаина Семеновна, вы меня звали?

     Тон мой самый безмятежный и заинтересованный, будто меня позвали уточнить детали какого нибудь мероприятия.

      — Иванов! Ты понимаешь что ты поступил подло?

      — Да, Фаина Семеновна, извините меня, это правда.

     Она зыркает из-под очков суровым взглядом, проверяя искренность раскаяния, и продолжает

      — Немедленно, слышишь, немедленно засвети пленку, иначе, ты даже не представляешь ту степень неприятностей, которые тебя ожидают.

      — Фаина Семеновна, уточните пожалуйста те неприятности, которые меня ожидают. Я наглею, беру стул и сажусь спинкой стула вперед.

      — Кстати, если наш разговор всеръез, то пусть и Ингрид-дочка поучаствует, пусть выходит из ванной комнаты.

     В ванной что-то рушится и оттуда появляется Ингрид красная как рак. Фаина в растерянности — переход от послушного ученика, отличника к наглому кенту для нее полная неожиданность.

      — Мы, хмм, я, школа..

      — Милая Фаиночка...

     произношу это слова очень мягко и вкладывая в него максимум сексуального содержания. Я оглядываю ее бедра и веду речь как бы только с ними, игнорируя лицо.

      — Фаиночка, ты ничего мне не сделаешь, а вот я могу сделать очень многое.

      — Да как ты смеешь мне на ты, сопляк!

     Она ухватывается за мою «грубость», чтобы хоть как то реагировать, но

      — Фаиночка, если я отнесу фотографии и предъявлю негативы в районо или куда повыше, то ты не просто вылетишь из партии (а она была парторгом школы!), ты сядешь за это самое и за совращение. Кстати, и Инг-дочка сядет (кандидат в партию, филолог).

      — Какое совращение?!

      — Ну да, вся группа подтвердит, что мы «поссорились» и что я часто к вам обеим заходил, вы же знаете детскую фантазию!

     Это для них совершенно неожиданно, они переглядываются и молча смотрят на меня. — Я напечатал фотографии

     Они бросаются на пакет, который я вытаскиваю из-за пазухи. Я вижу их проборы, склонившиеся над снимками и груди в разрезе платьев. выглядят они хорошо, голова к голове и четыре груди, не видно лишь сосков. Снимки тоже прекрасные, свет, ракурс и материал, все отличное. Бывает часами ловишь кадр, здесь же из 36 кадров, из которых ни один не засвечен, имеются целых девять снимков, которые можно было бы публиковать сразу. Я смотрел шведские журналы и поэтому мог судить точно — это были лучшие снимки которые я сделал и одни из лучших которые я вообще когда либо видел. Они поднимают на меня глаза, в них вопрос, пока еще немой. Минута молчания, наконец, голосом, чуть-чуть дающим петуха, говорит Фаина

      — Сколько денег? Учти мы учительницы и много сразу не сможем дать.

     Она уже боится, я по глазам вижу что она боится и догадывается. Я молчу и смотрю на нее, на грудь и ниже. Она неудержимо краснеет. Ингрид еще не понимает и встревает

      — Если сто рублей..

      — Молчи дура, он хочет не денег, он хочет нас!

     Ингрид так и замирает с открытым ртом.

      — Вот мои условия. Здесь 36 кадров за них я требую 36 раз с обеими сразу. После 36-го хм, полового акта, я передаю вам негативы и все напечатанные фотографии.

      — Мерзавец! Ты сошел с ума! — они истошно орут в один голос

      — Да, еще, делаю с вами все что хочу...

     Они постепенно осознают безысходность ситуации.

      — Ты не посмеешь передать...

      — Еще как посмею, мне-то ничего не будет.

     Я встаю со стула имитируя сильное юношеское волнение и злобу.

      — Если вы не согласитесь, то обязательно отдам фотографии и негативы в обком и отправлю в газеты.

     Они в шоке и в сущности уже сдались,

      — Как...

     Ингрид начинает рыдать. Фаина злобно смотрит на меня и молчит.

      — Сегодня будет первая ночь. Фаина говорит

      — Как ты себе это представляешь? Учти, мы с Ингрид Сергеевной этим занимались в первый раз, после вчерашнего лыжного похода было холодно и мы решили согреться в одной постели. Так и вышло...

     Она помолчала глядя на рыдающую Ингрид-дочку и продолжила — Но мужчин ни у меня, ни у Ингрид не было. Может быть ты нас научишь? Она презрительно усмехается, но это последний оплот обороны.

      — Ну если так стоит вопрос, то конечно научу. Не мальчик, на Затонских за стакан портвейна запросто дают. А то, что вы девушки мне будет приятно, вдвойне — улыбаюсь во весь рот — у меня девушки уже были.

      — Это правда?

     Фаина смотрит мне в глаза и видит что правда. Она отводит взгляд.

      — Сегодня примерно в двенадцать я приду к вам — хочется добавить «подмойтесь», но зачем зря пошлить? Выхожу.

     Наступает двенадцать, я осторожно пробираюсь по коридору и толкаю дверь, она открыта. Захожу и закрываю дверь. Фаина сидит на стуле, курит и смотрит в зашторенное окно. Перед ней стоит практически нетронутая бутылка вина. Ингрид лежит укрыв голову подушкой. На меня никто не реагирует. Я подхожу и кладу руку на бедро Фаины. Она съеживается, втягивает голову, но руку не убирает. Я встаю на колени и разворачиваю стул. Ее мощные бедра напрягаются под моими мнущими ладонями. Осторожно закатываю подол платья и заглядываю... Белья нет, все открыто, стиснутые полные, вернее даже жирные, ноги и волосы колечком — оказывается как много может быть волос, растут почти до пупа! Сейчас, сейчас,... в висках начинает стучать и медленно, очень медленно тянусь...

     Т-р-рах!!!

     Как это, чего? Вся правая половина головы онемела, ничего не соображаю. Фаина, как какой-то Пацюк или извочик уже сидит широко расставив ноги наклонившись так, что ее груди болтаются у моих глаз. Ее трясет от бешенства и рукой она безуспешно цапает за горлышко бутылки.

      — Ир'хк, Инг, Игррррк... мать твою держи дверь!

     На мое счастье, зареванная вскинувшая голову с кровати Ингрид, не успевает ничего сообразить и дорога мне открыта

      — Бамс!!

     Осколки бутылки, разбившейся об косяк, минуют меня, всего лишь один попадает в ухо. Бегу! За мной мягкий топот, они бегут молча, как звери. Успеваю захлопуть дверь туалета и с разбега они налетают на нее. Все трясется, как они бьют в дверь, как бьют! Держу всем телом. Очень страшно, за дверью какое-то дикое урчанье, УДАР! Дверь летит с петель! Лица ведьминские, зубы, ой какие зубы!

      — Тетеньки не надо! А-а-а-а-...